Николай Амврази - Чудесное обращение ко Христу еврейского раввина Исаака

На следующий день я проводил Исаака до железнодорожной станции. Он просил меня молиться за него и сказал, что теперь желает не только сам, но и со множеством своих друзей и прихожан обратиться ко Христу. Я попросил его написать о себе, и он обещал мне; прослезившись, горячо поблагодарил за все, ибо здесь – в Коринфе! – обрел Мессию Христа.

Но вот послышался резкий гудок: поезд отправляется в Патры. Мы простились. Поезд стал трогаться, и Исаак быстро вошел в вагон и потом еще долго махал мне рукой, уносимый в неизвестность.

Прошло уже немало времени после отъезда Исаака. Мы часто с теплом вспоминали и говорили о нем. Домашние мои, бывшие свидетелями удивительного обращения Исаака ко Христу, очень беспокоились и желали непременно узнать, что же произошло с ним. Всякий раз при возвращении моем домой дети, не уставая, спрашивали, не пришло ли письмо от Исаака.

– Нет, ничего пока нет, – отвечал с горечью я.

Так проходил день за днем, и меня уже стали тревожить неприятные мысли. Наконец получили мы долгожданный ответ из Константинополя. Вот это письмо:

Константинополь, 19 марта 1897 года Брат Николай! Я пообещал Вам писать и вот только теперь исполняю Ваше желание.

Отправляя письмо это, выражаю еще раз мое искреннее благодарение за оказанную мне, болящему, помощь и поистине авраамово гостеприимство. Но несравненно более я благодарен Вам за то откровение, которое получил о Спасителе-Машиахе (Ему же с благоговением поклоняюсь). Он отъял страх от души моей и исполнил мира и радости прежде мятущееся и страждущее мое сердце. Он соединил меня с Адонаи Иегова,который не представляется уже мне «Богом отмщения» (Пс. 93, 1), но «Отцом милосердия и Богом всякого утешения» (2 Кор. 1, 3). Всякий раз, когда я вспоминаю (Коринф, который стал для меня, как Дамаск для апостола Павла!), я восклицаю словами пророка Исаии: «Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир, благовествующего радость, проповедующего спасение» (Ис. 52, 7). Думаю, что ты жаждешь узнать, что же произошло со мной после отъезда. Вот, я открываю это тебе.

Время путешествия моего до Патр посвящено было полностью молитве и чтению Нового Завета. Я страдал, подобно Луке и Клеопе – двум ученикам Христовым! – шествующим в Эммаус. И они ведь изучали Священное Писание, и, однако, что пользы! Письмена сии были сокрыты от них. И не разумели они, как и я не разумел прежде. Но «открылись у них глаза» (Лк. 24, 31), как и потом у меня в Коринфе. Что скажу! Дивны дела Твои, Господи, и дивен Промысл Твой! Ведь я ехал домой, чтоб увидеть родных. Заболевши, остался в Коринфе. И здесь прозрел наконец – здесь обрел Христа, Машиаха, Спасителя Мира! Недостоин и я за греховность мою называться теперь христианином, но меня утешают благие слова, – их прочел я вчера у апостола Павла, – что Христос в мир пришел, чтобы грешных спасти (1 Тим. 1, 15). Я ведь тоже подобно ему ослеплен был враждою и злобой, но пришел Свет Христов – и прозрели мы оба…

Таковы были мысли мои на пути к родным местам, где меня уже давно ожидали родители, которых по духу, по укоренившемуся ожесточению, нельзя иначе назвать, как христоборцами. В Патрах я пересел на пароход, и вот тут-то мне довелось пережить то, чем желаю искренне поделиться с тобой! – неведомое доселе тяжкое искушение. Внезапно во мне проснулась непонятное чувство, не знаю, как и назвать его: то ли необъяснимым испугом, то ли горьким стыдом. Я представил себе, как я, раввин, предстану внезапно перед родными новообращенным христианином. Для единокровных моих это покажется страшным безумием. Ведь так сложилось исторически, к большому сожалению, что для верующих иудеев обыкновенно христиане представляются врагами. Я решил скрыть от них, что уверовал во Христа. Однако совесть моя с неумолимой настойчивостью противилась этому… Пароход приближался уже к пристани С. После краткой молитвы я взял в руки Новый Завет, открыл… И к удивлению моему, – конечно же, неслучайно! – первыми словами, которые попались мне на глаза, были: «Итак, всякий, кто исповедует Меня пред людьми, того исповедую и Я пред Отцем Моим Небесным. А кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мф. 10, 32–33). Меня глубочайшим образом потрясли эти слова! Они мне показались огненными, как бы горящими, а не запечатленными простыми чернилами на бумаге. Я не читал их, я их слышал, – и они до сих пор звучат в моих ушах!..

– Благодарю Тя, Боже мой! – воскликнул я, – Ты не желаешь, чтобы уверовавшие в Тебя были лицемерами. Ты отвращаешься трусливых и лжецов! Колеблющихся и нерешительных Ты изгоняешь из священного храма Твоего… Ты – Бог-Ревнитель! Ты желаешь, чтобы последователи истины Твоей были искренними и бесстрашными…

Я сошел на берег как бы совершенно обновленнным… Итак, отрицаюсь мудрости человеческой! И мне пришли внезапно на ум слова Цезаря: «Alea jacta est!» – Жребий брошен! Победа! Победа!

По прибытии моём к родным берегам вышли навстречу мне ожидавшие меня – старушка-мать моя Ревекка, дядя Авраамий, архираввин израильской общины, два брата мои, Барух и Мордохай, и множество сограждан. Мать горячо обняла меня, и я поцеловал ей руку. Затем всех поприветствовал, и мы вошли в город… С того дня начались невыразимые муки мои…

Воистину положение мое было не из легких. Что делать?.. Притворяться, делать вид, что ничего не изменилось в моей жизни?! Страшно отречься Истины!.. Открыть все, не смущаясь?.. Я не знал, как поступить… Но Тот, Кто ведает глубину сердец наших, умилосердился надо мною и, видя смущение мое, Сам устроил все непредвиденным образом.

Был полдень. Мы находились в гостиной, когда пришел в гости дядя мой, архираввин Авраамий, и двое из почетных и знатных представителей еврейской Общины. Среди общего разговора обращается ко мне дядя мой: «Почему задержался ты с приездом, Исаак? Ведь согласно письму ты должен был приехать дней шесть или семь тому назад. Что же случилось?».

– Совершенно верно, дядя, – ответил я, – уже семь дней, как я должен был бы уже приехать. Но вот случилось мне заболеть в дороге, и я прервал путешествие мое.