Елена Круглова - Святитель Лука (Войно-Ясенецкий)

«Чрезвычайно тяжелый путь сельского хирурга-самоучки, который мне пришлось пройти, научил меня весьма многому, чем хотелось бы теперь, на склоне моей хирургической деятельности, поделиться с молодыми товарищами, чтобы облегчить их трудные задачи» [1, с. 114.], – писал будущий владыка Лука в предисловии к первому изданию своей уникальной монографии, ставшей настольной книгой врачей.

Медики свидетельствуют, что монография владыки Луки – действительно классический, фундаментальный труд, охватывающий практически все аспекты гнойной хирургии. Материал книги изложен необыкновенно четко, понятно и вместе с тем высокопрофессионально. Так мог писать только человек, который сам начинал работать без практической помощи и руководства.

До эпохи антибиотиков не было другой возможности бороться с гноем кроме хирургической, и книга была просто необходима. Имея ее, молодой специалист или просто хирург могли осуществлять сложные операции в условиях земской больницы. Многие ученые отмечают, что «Очерки гнойной хирургии» написаны с большой любовью к страдающему человеку и с большой любовью к читателю.

«Публикация в 1934 году «Очерков гнойной хирургии» вызвала всеобщий интерес. Восторженный отзыв о книге дал выдающийся хирург И. И. Греков. «С тех пор, вот уже более 40 лет, ни одна сколько-нибудь значительная работа по гнойной хирургии не появляется без ссылок на «Очерки гнойной хирургии» и ее автора…», – писал в 1977 году В. И. Колосов («Вестник хирургии», № 9). Тираж книги расходился мгновенно. Часто высказывались пожелания о новых ее переизданиях». [1, с. 113.]

Есть свидетельство неверующих людей, что, даже не зная, что «Очерки гнойной хирургии» написаны епископом Лукой, нельзя не заметить, что книгу писал христианин. Есть в ней строки, показывающие, с каким христианским вниманием относился владыка к больному:

«Приступая к операции, надо иметь в виду не только брюшную полость, а всего больного человека, который, к сожалению, так часто у врачей именуется «случаем». Человек в смертельной тоске и страхе, сердце у него трепещет не только в прямом, но и в переносном смысле. Поэтому не только выполните весьма важную задачу подкрепить сердце камфарой или дигаленом, но позаботьтесь о том, чтобы избавить его от тяжелой психической травмы: вида операционного стола, разложенных инструментов, людей в белых халатах, масках, резиновых перчатках – усыпите его вне операционной. Позаботьтесь о согревании его во время операции, ибо это чрезвычайно важно». [1, с. 113, 114.]

Книга была почти готова, оставалось написать последний очерк первого выпуска – «О гнойном воспалении среднего уха и осложнениях его». Епископ Лука обратился к начальнику тюремного отделения, в котором находился, с просьбой дать ему возможность написать эту главу. Тюремщик предоставил право писать в его кабинете по окончании его работы. Книга была скоро окончена. На заглавном листе было написано: «Епископ Лука. Профессор Войно-Ясенецкий. Очерки гнойной хирургии».

Так удивительно сбылось таинственное Божие предсказание об этой книге, которое было получено еще в Переславле-Залесском несколько лет назад: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа».

Издать книгу двумя выпусками не удалось, и она была напечатана первым, далеко не полным изданием только после первой ссылки. Имя епископа, конечно, не было указано.

Прежде чем владыка Лука был отправлен в ссылку, он успел обратиться к наркому просвещения А. В. Луначарскому, ведавшему также наукой и делами издательскими. Заключенный профессор просил у наркома не свободы и не справедливого суда. Он лишь хотел, чтобы на обложке будущей медицинской монографии рядом с фамилией автора обозначен был его духовный сан. Луначарский ответил решительным отказом. Советское государственное издательство не может выпускать книг епископа Луки. Отпечатанный на машинке ответ наркома Войно-Ясенецкий с большим огорчением показывал позднее в ссылке студенту-медику Ф. И. Накладову.

Впоследствии владыка опубликовал в зарубежных журналах несколько своих работ на немецком языке. Он подписывал их «Епископ Лука». [1, с. 119.]

В тюрьме епископ пробыл недолгого, и его освободили на один день для того, чтобы он ехал свободно в Москву. Всю ночь бывшая квартира главного врача больницы была наполнена прихожанами собора, пришедшими проститься со своим пастырем.

Зная популярность владыки Луки (профессора Войно-Ясенецкого) в народе, власти боялись, как бы чего не вышло, поэтому его арест сопровождался травлей в «рабоче-крестьянской прессе». Последовало несколько клеветнических статей, явно по заказу ГПУ. И впоследствии в советских газетах неоднократно клеветали на владыку Луку, в том числе, нападал на него в печати отрекшийся от Бога бывший протоиерей Ломакин.

Достаточно было посмотреть на заголовки центральных газет, чтобы понять, с какой ненавистью силы зла обрушились на верного Патриарху Тихону туркестанского архиерея.

Святитель пишет: «Утром, простившись с детьми, я отправился на вокзал и занял место не в арестантском, а в пассажирском вагоне. После первого, второго и третьего звонков и свистков паровоза поезд минут двадцать не двигался с места. Как я узнал только через долгое время, поезд не мог двинуться по той причине, что толпа народа легла на рельсы, желая удержать меня в Ташкенте, но, конечно, это было невозможно». [1, с. 41.]

По окончании следствия начальник Ташкентского ГПУ направил владыку в Москву как политического преступника. В Москве епископ Лука неделю жил на частной квартире, дважды встречался со Святейшим Патриархом Тихоном, один раз служил с ним Божественную литургию в церкви Вознесения в Кадашах. Святейший Патриарх еще раз подтвердил право епископа Луки заниматься медициной.

Вскоре владыка был заключен в Бутырскую тюрьму, где просидел около двух месяцев. После недельного пребывания в карантине его поместили в камеру с уголовниками, в которой, однако, бандиты и жулики относились к нему довольно прилично. В тюремной больнице он впервые познакомился с Новгородским митрополитом Арсением (Стадницким). Здесь появились первые признаки серьезной сердечной болезни – миокардита, который впоследствии причинял ему страдания.

Владыка вспоминал: «Однажды, к моему большому удивлению, меня вызвали на свидание. Через решетку я разговаривал со своим старшим сыном Мишей.

В библиотеке Бутырской тюрьмы мне, к большой радости, удалось получить Новый Завет на немецком языке, и я усердно читал его. Глубокой осенью большую партию арестантов Бутырской тюрьмы погнали пешком через всю Москву в Таганскую тюрьму. Я шел в первом ряду, а недалеко от меня шел матерый вор-старик, который был повелителем шпаны в соседней с моей камере Бутырской тюрьмы. В Таганской тюрьме меня поместили не со шпаной, а в камере политических заключенных. Все арестанты, в том числе и я, получили небольшие тулупчики от жены писателя Максима Горького. Проходя в клозет по длинному коридору, я увидел через решетчатую дверь пустой одиночной камеры, пол которой по щиколотку был залит водой, сидящего у колонны и дрожащего полуголого шпаненка и отдал ему ненужный мне полушубок. Это произвело огромное впечатление на старика, предводителя шпаны, и каждый раз, когда я проходил мимо уголовной камеры, он очень любезно приветствовал меня и именовал «батюшкой». Позже в других тюрьмах я не раз убеждался в том, как глубоко ценят воры и бандиты простое человеческое отношение к ним». [1, с. 43.]