Ксения Кривошеина - Мать Мария (Скобцова). Святая наших дней

Не прошло и нескольких месяцев, как Лиза знакомится с молодым поэтом Николаем Гумилевым, студентом университета. Он читает ей стихи и как бы шутливо за ней ухаживает; уже тогда за ним закрепилась роль «рокового обольстителя». Пройдет несколько лет, и он «перепосвятит» ей свое стихотворение «Это было не раз…», написанное ранее для А. Горенко (Ахматовой).

Его мимолетное увлечение Лизой можно отнести к зиме 1908–1909 гг. Со временем между двумя поэтессами, Анной и Елизаветой, установились довольно натянутые отношения. Гумилев же сохранил по отношению к Лизе Пиленко самые добрые чувства. После того как она разочаровалась в «Цехе поэтов» и решила, что ни с Гумилевым, ни с Ахматовой ей не по пути, Анне Андреевне задали вопрос: «Почему Блок не ответил на признания Лизы?». Ее ответ был пронизан режущей беспощадностью: «Она была некрасива – Блок не мог ею увлечься». Несмотря на то что жизненные и творческие пути двух поэтесс еще накануне революции разошлись, а революция, Гражданская война (эмиграция м. Марии) поставили между ними непреодолимую преграду, Анна Андреевна до конца дней сохранила уважительное отношение к своей почти единомышленнице и по-дружески продолжала ее звать Лизой. В 1936 году она узнает о возвращении в СССР Гаяны, старшей дочери м. Марии, ее неожиданная кончина вызовет в ней разные предположения и даже сомнения в официальной версии этой смерти…

Встречи Лизы с Блоком, их переписка, разговоры напоминали морские приливы и отливы; этих встреч было много, некоторые исследователи считают, что они состоят из трех периодов. 19 февраля 1910 года она неожиданно для всех выходит замуж за Дмитрия Владимировича Кузьмина-Караваева; они приглашаются на обед к Блоку, потом ответные визиты – несколько раз с женой он приходил на чай в квартиру к Софье Борисовне, которая показывала им свою коллекцию кружев. Затем общие посещения театров, поэтических вечеров, опять обеды… Но во время этих светских раутов между ними почти не было разговоров… так, нечто незначительное: «… говорили о детстве и о детской склонности к страшному и исключительному. Он рассказывал, как обдумывал в детстве пьесу. Герой в ней должен был покончить с собой. И он никак не мог остановиться на способе самоубийства. Наконец решил, что герой садится на ЛАМПУ и СГОРАЕТ. Я в ответ рассказывала о чудовище, которое существовало в моем детстве. ЗВАЛИ ЕГО – ГУМИСТЕРЛАП. Он по ночам вкатывался в мою комнату, круглый и мохнатый, и исчезал за занавеской окна».

Блуждание в потемках, побеги от самих себя, внезапные отъезды то на юг, то в Германию, неожиданные письма с призывами «приходите» в тех же ярко-синих конвертах и бдения до утра… Она была умна, не по возрасту образована, он, как и вся Россия, «искал смысла», общество раскололось на «за Распутина» и на «за революцию», промежуток был пуст. Поэт хотел уберечь ее от опрометчивых шагов, а ей казалось, что он слишком застенчив. Можно предположить, что Елизавета его пугала и он не хотел развития их отношений, которые могли привести к непредсказуемому, а она ревновала его не только к женщинам, но и к воздуху, и к друзьям, и к стихам, которые он читал другим… Блок для нее стал тем первым толчком, который вывел Елизавету на путь богоискательства.

В судьбе почти каждой значительной личности происходят события, которые меняют не только весь ход мыслей, но и жизни. Чаще всего это происходит в кризисные моменты поиска собственного «я» и, конечно, желания найти родственную душу.

По окончании гимназии 1 сентября 1909 года Елизавета Пиленко стала слушательницей философского отделения Бестужевских курсов. Она увлечена занятиями: «В этот период мне пришлось много заниматься философией. Очень по-студенчески одолевала я премудрость отдельных философов, вместе с Кантом торжествовала победу над философской мыслью, не постигшей еще тайн критицизма, от Канта шла дальше, к неокантианцам. И каждый вновь постигнутый элемент знания именно по-студенчески воспринимался как нечто очень прочное, близкое по своей достоверности к математике».

Как правильно вырвалось у нее – «шла дальше»! Об этом периоде рассказ отдельный, а то, что встреча с Блоком стала поворотной на ее пути, так это несомненно. Можно предположить, что влюбленность в «принца» принесла огорчения, а поэтому и столь внезапная свадьба, которая повергла всех в удивление, – некий отчаянный жест девушки выбить клин клином. Замужество не принесло счастья, а только большее осознание, что Блок и есть ее судьба. В 1915 году она пишет: «Передо мной проходят все мысли последнего времени, проверяю решения. Россия, ее Блок, последние сроки – и надо всем ХРИСТОС, единый, искупающий все <���…> Что мы можем? Что могу я, любя Вас? Потому что сейчас в Вас будто мы все, и Вы символ всей нашей жизни. Даже всей России символ. Перед гибелью, перед смертью Россия сосредоточила на Вас все свои самые страшные лучи».

Еще во время их первой встречи в 1908 году Блок говорил ей, что принадлежит к умирающему поколению, он советовал всем, кто еще кровно не связан с этим уходящим временем, бежать куда глаза глядят, искать новых путей. Елизавета Кузьмина-Караваева последовала совету Блока – она отошла от декадентов, покорно ожидающих гибели, и стала искать другой путь. Таких путей в Петербурге было немало, хотя зачастую они отличались от старых лишь названиями и попросту являлись тупиками. В то время возникали и распадались многочисленные течения и группы. Молодые поэты кочевали из одного кружка в другой, пытаясь определиться. Иной из них успевал за один сезон побывать в пяти-шести «обществах», а затем и сам брался за основание чего-нибудь своего, столь же недолговечного, как и другие. Найти истинный путь в этом лабиринте было нелегко.

Так она попадает на «башню» к Вячеславу Иванову – поэту-символисту, эстету и историку. На Таврической, 35, в башне с куполом собирались философы, поэты, художники, историки и артисты… Невозможно даже перечислить всех тех, кто бывал здесь. Огромная квартира Иванова имела исключительное значение для всей духовной предвоенной России с 1905 по 1913 год она стала центральным местом для всего художественного Петербурга, своеобразной Академией Искусств. Забегая вперед, можно сказать, что Елизавете поначалу было все это «брожение» интересно, а потом надоело. Скорее всего, именно общение с Блоком помогло ей разобраться в расстановке сил и порвать с обитателями «башни».

Как известно, Иванов многократно приглашал поэта на свои «среды», упрекая его в том, что он уклоняется, на что Блок дипломатично отвечал: «Как Вы странно говорите “уклониться”. Я совсем не уклоняюсь от существенного, живу напряженно, избегаю только литературной среды, притом окончательно, как избегал ее почти всю жизнь». В разговорах с Лизой он отмечал, что в тогдашних «салонах» «много светского, внешнего» [21] Письма Александра Блока. Л.: Колос, 1925. Письма А. Блока к Вяч. Иванову (1907–1916). .