А. Стриганова - Мысли преподобного Макария (Глухарёва) об улучшении воспитания в духовном звании

Для борьбы со всевозможными нарушениями наставники позволяли себе применение наказаний, часто не «подобных» уставным и, безусловно, вообще недопустимых в педагогике. «К сравнительно легким наказаниям такого рода относили полное лишение обеда или ужина (по уставу можно было только посадить на хлеб и воду), обязательство читать не в очередь в столовой Св. Писание, стояние у печки за обедом, лишение места в классе, лишение отпуска, отправление семинаристов в номера уездных учеников, стояние на ногах и на коленях в классе или церкви, поклоны, посылка в будни к богослужению» [80] Там же. Вып. 1. С. 282. . Но в полном противоречии уставу перешли из дореформенной школы в преобразованную телесные наказания. «Наиболее простою формою их было сечение розгами. практиковалось драние за волосы, битие по щекам, по голове, битие розгами по ладоням и пальцам. заставляли стоять на коленях по месяцу, что было весьма болезненно, удары розог достигали до 100, бывали случаи, что после розог ученик даже умирал, как это было в Минской семинарии» [81] Там же. С. 283. .

Горькая картина пребывания в уездном училище описана В.И. Аскочинским: «Товарищи, окружавшие меня, были такая грязь, их понятия так гадки, их поведение так серо и подозрительно-смирно, что надо благодарить Бога, если малютка из этого омута грязи и нравственной тины вынесет сердце свое чистым, незапачканным на веки»; «…» По словам другого семинариста, «если сохранились в ком-нибудь из нас залоги добра, если вышел из воспитанников нашей семинарии какой-нибудь добрый священник, то единственно обязан он первоначальному доброму воспитанию, молитве родителей, действию благодати и урокам жизни, а не попечению начальства» [82] Титлинов В.В. Указ. соч. С. 291–292. .

Семинаристы очень неохотно шли на учительские должности. В учителя поступали третьеразрядные ученики богословия, но и они при первом же удобном случае переходили на епархиальную службу.

Сложившаяся система воспитания духовного юношества мало отвечала высоким целям, начертанным в уставах 1808–1814 гг. В ней не хватало внутреннего духовного устройства и внешних условий для организации воспитания. Фактически все воспитание сводилось к контролю за исполнением внешних правил и обрядов, да и то неудовлетворительному. Должность учителя по-прежнему оставалась непрестижной и малооплачиваемой, в среде учительской часто царила грубость, жестокость и равнодушие. А больше всего школам не хватало церковности, даже храмовая молитва иногда приравнивалась к наказанию. Обсуждая эту проблему, епископ Пензенский Ириней обвинял прежде всего наставников: «Юношество, поступая в училище в нежном возрасте, совершенно почти удалено от церкви и тех упражнений, которые существенно относятся к цели духовного образования, потому что, занимаясь науками, они ни мало не возбуждаются учащими к подвигам церковного служения. Воспитанники не видят в наставниках ни ревности, ни примера священных упражнений». Количество учеников в классах иногда доходило до 150–200 человек, проверка знаний была почти невозможна, несмотря на помощь «авдиторов», которые часто не были объективными.

Не хватало учебных пособий, не было даже необходимого количества Библий. Начальство боялось вольнодумства, и библиотеки оставались крайне скудными.

Причиной невысокой успеваемости семинаристов по богословским предметам было также плохое знание латинского языка, «которого часто не понимали учащиеся» [83] Там же. Вып. 1. С. 233. .

Сами ученики считали обучение тяжелой повинностью и нередко желали, чтобы их исключили. На это обратил внимание Филарет в ревизию 1815 г. «Посетив Московскую и Владимирскую семинарии, он нашел много слабых и заметил, что они нисколько не боятся исключения, а сами желают его…» [84] Чистович И. А. Руководящие деятели духовного просвещения в России. С. 253. .

Сформированная система воспитания духовного юношества, по мнению церковного историка В.В.Титлинова, «мало отвечала той высокой цели и тем задачам и требованиям, какие предъявлялись к школе не только жизнью, но даже буквой устава» [85] Титлинов В. В. Указ. соч. Вып. 1. С. 292. .

Однако реформа была высоко оценена современниками. Через 10 лет, когда дух преобразований, казалось, совершенно рассеялся, Филарет (Амфитеатров), тогда епископ Рязанский, писал митр. Филарету (Дроздову): «На духовные училища смотрю я как на прекрасное растение, которое благодатию Божиею и милостию монаршею было согреваемо и поливаемо, начинало расцветать и обещало обильный плод, но вдруг засуха. Бог весть, откуда повеял засушливый ветер, и когда он перестанет, и что будет с сим растением. Но нам одно остается: молить Бога, да послет свет Свой, и теплоту Свою и дождь Свой» [86] Смолич И. К. Указ. соч. С. 423. .

1-й курс Санкт-Петербургской академии дал около 100 воспитанников, подготовленных под лучшим руководством в наставники для академий и семинарий. Право распределения их принадлежало Комиссии духовных училищ, в которой сосредоточено было управление всеми духовно-учебными заведениями.

Необходимо отметить, что Комиссия взвалила на выпускников слишком тяжелую ношу. Им, начинающим педагогам, предстояло внедрение новых уставов и программ в старой школе, где они сталкивались с прогнившими устоями, закоснелостью порочных обычаев и нищетой. Не имея достаточного опыта, они часто испытывали притеснения со стороны начальствующих, учительской корпорации и даже учеников. Им приходилось либо закрывать глаза на школьные непорядки, либо вступать в неравный бой, сулящий репутацию скандалиста и тяжелые переживания, о чем красочно говорит житие прп. Макария (Глухарёва).

Самое сильное влияние на становление личности прп. Макария (Глухарёва), несомненно, оказала семья. Родился он 30 октября 1792 г. в г. Вязьме Смоленской губернии и наречен был Михаилом, во имя Архистратига Божия Михаила. Отец прп. Макария Иаков Михайлович Глухарёв был священником вяземской Введенской церкви и очень почитался прихожанами за свою образованность и усердие. Вяземчане любили о. Якова и его жену Агапию, так как они служили образцом скромной, благочестивой христианской жизни.

Пример самоотверженного служения отца, высокая нравственная атмосфера в семье воспитали в прп. Макарии «добрые навыки и привычки» и «чуткое различение между добром и злом». Об этом свидетельствовал Ф. А. Голубинский, передававший, что прп. Макарий «с самого детства был приучен каждый день исправно совершать утренние и вечерние молитвы; эта привычка осталась в нем на всю жизнь, а потому впоследствии, когда при его многотрудных странствованиях в Сибирь, не удавалось ему как следует исполнить христианского долга, то совесть его смущалась» [87] Птохов П. В. Архимандрит Макарий (Глухарёв), основатель Алтайской миссии. М.: Печатня А. И. Снегиревой, 1899. С. 7. .