архимандрит Антонин Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

Патриарх разоблачался на своей кафедре, а епископы у малого престола, под непозволительно веселый мотив органа, а все остальное духовенство ушло для этой цели в капеллу. – Кончились бесконечные ставання на одно колено перед престолом и Патриархом 10—15-ти прислужников, поминутного снимания и надевания 3-х митр, – то сидение, то вставание, – достойные сожаления, кривляння почтенного прелата, видимо, не разумеющего того, что у нас выражается словом: пересолить, звенение колокольца, останавливающего рев органа, крики бегающих кругом Святого Гроба на просторе детей, – шум «схизматической» публики в задних рядах, очень мало сочувствующей посвящению еще нового епископа in partibus infidelium [181] Лат. in partibus infidelium 'в стране неверных' или сокращенно in partibus – определение, прилагаемое к титулу тех епископов, которые имеют епископский сан без соответствующей ему юрисдикции и состоят викарными епископами или апостолическими викариями. Папские нунции также могут быть епископами или архиепископами in partibus. Епископы in partibus называются еще титулярными епископами (episcopi titulares). … Наступил конец и выходкам моего критика-соседа, нападавшего на все, что виделось пред глазами, и в особенности на одного из своих «коллег» по службе, занимавшего самое видное место in parte fidelium [182] Лат. 'в стране верных'. и заведомо ему бывшего человеком nullius fidei [183] Лат. 'никакой веры'. . Патриарх и епископы, приветствовав друг друга, отправились из храма домой. Et vadunt in расе… [184] Лат. 'да идут с миром'. – проговорил сосед мой, провожая глазами своего «ужасного буффона», раскланивавшегося с новопоставленным архиереем… Сколько тут веры, Господь один знает, подумал я. Но Церковь, которая умеет держать себя в таком строжайшем чине и знает окружать себя таким ослепительным блеском, конечно, простоит долго!

Иерусалим. 12 мая 1866

Печатается по публикации: Херсонские епархиальные ведомости. 1866. № 14. С. 262–278.

Едва имели мы время успокоиться от предстоявших впечатлений Святого Града, как увидели себя лицом к лицу с веселым и дорогим праздником русским – царскими именинами [185] Царские именины – день тезоименитства императора. В данном случае Александра II. Отмечался в праздник перенесения мощей св. блгв. кн. Александра Невского 30 августа. , который за границей, не у нас одних, считается первым, а часто единственным, национальным праздником. В начале августа праздновались здесь царские дни (3-го и 6-го чисел) императоров французского и австрийского [186] Имеются в виду Наполеон III (20.4.1808—9.1.1873) – император Франции (1852–1870), и Франц-Иосиф (18.8.1830-21.11.1916) – император Австрии (1848–1916; с 1867 Австро-Венгрии). Французский «царский день» – это день св. Наполеона, приуроченный ко дню рождения Наполеона I, т. е. к 15 (по старому стилю 3) августа. Австрийский – день рождения Франца-Иосифа, 18 (6 по старому стилю) августа. . Насколько позволяет небогатая обстановка провинциального города и малозначительный пост консульский, праздники те по возможности соответствовали выражаемой ими идее. Так, например, с раннего утра на доме консульства развевался новый, большего размера, флаг; у ворот толпились кавасы тоже в новой или, по крайней мере, блестящей одежде, а по улице сновали немногие подданные празднующей державы. В определенный час совершалась божественная служба у Гроба Господня, при которой официально празднующие чиновники консульства присутствовали в мундирах. Затем происходили поздравления своих. С 3-х часов до вечера были принимаемы визиты местных властей и иностранных консулов, причем, по приглашению консульства, играла на дворе или на улице музыка иерусалимского гарнизона.

В таком же роде долженствовал быть и наш праздник. Но так как консульство русское находится в так называемых Постройках наших, имеющих смешанный характер, и так как русская семья постоянно бывает в Иерусалиме многочисленнее французской (не говоря уже об австрийцах и вообще немцах), то, естественно, и празднику нашему следовало быть пошумнее Наполеонова дня. Этого мало; в Иерусалиме мы живем посреди сочувствующей нам единоверной стихии, для которой наш народный праздник издавна уже стал своим праздником.

Накануне царского дня, т. е. 29-го числа, мы уведомлены были, что в 2 часа пополудни будет в храме Воскресения торжественная вечерня. Конечно, ранее назначенного времени поклонническая колония наша (человек в 60 теперь) была уже в храме. Ровно в 2 часа г. управляющий консульством [187] Имеется в виду секретарь русского консульства Васильевский Александр Егорович. с духовенством и служащими при заведениях, все в полной форме, отправились пешком в город. Впереди шли пять кавасов с булавами, саблями и пистолетами за поясом. Везде в Европе подобная передовая стража произвела бы удивление, но в Турции, и особенно Сирии, она еще считается не только уместною, но подчас и нужною. И так мы от стен своих заведений направились вдоль западной стены Иерусалима к Вифлеемским, или Яффским, воротам. Там два солдата отдали нам честь ружьем. Через 10 минут мы были уже в патриаршем доме. Его Блаженство (так титулуется Патриарх Иерусалимский) ожидал уже нас в приемной зале, готовый идти в церковь и украшенный орденом св. Александра Невского. После взаимных приветствий и минутного отдыха Патриарх приказал своим иеродиаконам читать 9-й час. Когда чтение было окончено, он пригласил нас следовать за собой. На улице собралось уже немало народа. Когда мы поравнялись с большими воротами Патриархии, из них вышли четыре архиерея и много сановитого духовенства. Все они пристали к нам, чин по чину, и образовалась длинная процессия черноризцев, сопровождаемая толпою народа. С высоты соседней колокольни доносился нескладный звон 5–6 колоколов, далеко не соответствующий всемирной важности оглашаемого им места.

Вступивши в храм, архиереи, а за ними и все прочие, приложились к камню «Снятия со Креста». Оттуда прошли налево в «Кувуклию», т. е. к Гробу Господню. Патриарх, войдя внутрь, приложился к святыне и, выйдя, облачился в мантию, после чего, при пении своих певчих, направился в собор, где и стал на своей кафедре, а все прочее духовенство ушло в алтарь. Затем где-то вверху над иконостасом стали звонить в медные доски или обручи, сперва медленно, потом все скорее и скорее. Кажется, более четверти часа длился этот оглушительный звон, еще недавно заменявший внешний колокольный звон и имевший некоторый смысл, а теперь как бы уже и не нужный. По окончании его наш архимандрит благословил по-славянски начало вечерни, а Патриарх сам стал читать первый псалом. Не раз он потом в течение службы читал подобным образом с своей кафедры. Слабый старческий голос его едва слышался в огромной церкви. Ектений говорились по-славянски, а все пение было греческое. На входе было 50 священников, одетых в одинаковые ризы из красного атласа с золотыми разводами. Диаконов было человек 10. Архиереи не принимали участия во входе. Патриарх при этом не сходил с своего места. Подобное же исхождение, но уже из Царских врат, было вслед за тем и на благословении хлебов, с тою разницею, что священники были уже все в камилавках, из коих четыре русского покроя, а три имели форму чалмы, но не белого, а черного цвета. На прямом углу от Царских врат и патриаршей кафедры стоял столик с пятью большими хлебами (вроде наших караваев), осененными большим серебряным деревцом искусной работы. Все диаконы, стоявшие в два ряда перед Царскими вратами, один за другим выходили за столик и говорили каждый свое прошение. Одно из них было по-славянски, с поминовением имен Августейшей Фамилии. Все вечернее богослужение шло в отличном порядке и с полным блеском и продолжалось около 2 1/ 2часов. Шествие духовенства обратно до ворот Патриархии было также торжественно и также сопровождалось звоном. Мы возвратились домой в 5 часов, где немедленно началась, по русскому обычаю, утреня, кончившаяся уже ночью.