архимандрит Антонин Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

Чуть окончился гул пения, многолетствовавшего императоров, в высоте над часовнею Гроба Господня стали раздаваться гармонирующие с ним своим смыслом звуки сотни молотков, сплачивающих камни возобновляемого двумя императорами Святогробского купола. В очах веры не простым кажется стечением случайностей то, что под видимым покровом Господним произошло в Париже и что, в покровение святейшему памятнику дела Господнего на земле, производится в Иерусалиме. Покрыю и, яко позна имя Мое, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое [228] В синодальном переводе: За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби; избавлю его и прославлю его, долготою дней насыщу его, и явлю ему спасение Мое (Пс. 90.14–16). . Едва ли был кто между нами, кому бы не думалось подобным образом.

По окончании службы было, по обыкновению, в комнатах Патриарха угощение вареньем, ликером и кофе [229] На сем собрании недоставало обычного собеседника, митрополита Мелетия: он с 4-го мая лежит на смертном одре. . Здесь заявлены были ясно и единодушно только что высказанные нами выше соображения и наговорено было множество самых отрадных и дорогих христолюбивому чувству утверждений и пожеланий, в смысле христианского общения и сочувствия народов. Прощаясь с Патриархом, французский консул, по обычаю своей церкви, коленопреклоненно просил благословения у православного Патриарха, чем и доказал на самом деле высказанное им на словах многократно чувство удовольствия от совокупной с нами молитвы [230] Г. де Баррер с утонченною любезностью заметил, между прочим, что иеродиакону нашему затруднительно, конечно, было произносить чуждое и непривычное имя Наполеона. Ему отвечали, что имя это, напротив, нам весьма знакомо, что мы родились и воспитались под незабываемыми звуками славных имен Наполеона и Александра… Прощаясь с нашим обществом, этот жаркий поборник интересов латинства на Востоке, с свойственною ему одному летучестью мысли и слова, сказал: «Отправляюсь теперь к почтенным отцам (в монастырь францисканский) поздравить их со днем «коронования Пия IX» и объявить им, что сегодня принимал участие в молитве avec ces affreux schismatiques (с этими ужасными схизматиками). К счастью его, нет здесь теперь ни о. Валерги, ни реверендиссима (т. е. ни латинского Патриарха, ни настоятеля францисканского монастыря), чтоб наказать его за такую продерзость; оба почтенные отцы отправились в Рим на апостольский юбилей, конечно, разными путями и с разными интенциями (между Валергой и францисканским орденом в Иерусалиме постоянная вражда). . Полные мира и духовного веселия, оставили мы Патриархию.

П-ни

Иерусалим. 9 июня 1867 г.

Печатается по публикации: Церковная летопись «Духовной беседы». 1867. № 30. С. 519–528.

Иерусалим, 21-го марта (2-го апреля). Ознаменовавшая себя по всей Европе такими жестокостями минувшая зима, можно сказать, только самым краешком коснулась теплых мест здешних. Мы видели ее как бы только в отражении. Не только морозов, но давно и снегу почти совсем не было на горах святых. Раза два или три мы любовались правда знакомой картиной падающего снега. Но не долетая земной поверхности, земляк исчезал, превращаясь в дождевые капли. Только однажды (14-го февраля), вышед из церкви после заутрени, мы действительно увидели себя на снегу, но не долго любовались этим приятным зрелищем. Через час забеглого северяка уже не было. Дождей в течение зимы, правда, было много, более чем когда-либо в недавно минувшие зимы. О ветрах и говорить нечего. Без ветра здесь не живут и летом, в самый палящий зной июльский. Достаточно вспомнить, что мы сидим и ходим на высоте почти в 3000 футов [231] Фут (англ. foot 'ступня') – единица измерения расстояния, точное линейное значение которого различается в разных странах. 1 британский фут равен 0,304 м. . Но таких ураганов, о которых газеты доносят нам вести из Европы, здесь не было, да едва ли когда и бывает. Тучи с громом во всю зиму мы имели случай видеть раза два не более (а летом их совсем не бывает). Зато вот уже начались сухие молнии по ночам за аравийскими горами, составляющими крайний предел иерусалимского горизонта к востоку. Любопытное явление это продолжается через все лето. Может быть, там, «на реках вавилонских», и действительно ходят в это время грозные тучи, только шумной и трескучей поступи их мы отсюда не слышим.

Обилие минувших дождей вызвало из сухой почвы палестинской повсюдную зелень, и каменистые горы принарядились теперь по-праздничному И не диво. Ждут светлого дня Пасхи. Все обещает на этот год хороший урожай. Главная надежда края, маслины, еще не цветут на уровне Иерусалима, но в более низких местах они уже покрыты цветом – столь густым, что почти закрывает собою самый лист дерева. Недели две уже, как в монастыре св. Саввы мы видели одну маслину в полном цвету. То же утешение взору обещает весна и по всему хребту иудейских гор. Дай Бог только, чтобы не налетела на них опять саранча из Аравии, этого вечного питомника заразы, грабежа и всякой дикости, с нетерпением ожидающего совокупного карательного визита всей Европы.

Переживаем самое оживленное в году время Святого Града. Число обывателей его обыкновенно увеличивается перед Пасхою почти на целую четверть. Как и всегда, самые многочисленные пришельцы суть армяне, за ними – мы, московы (русские), за нами – бугары (болгаре) и вообще румелионы (из европейской Турции), потом малоазийские греки, копты, месо-потамиты (сириане), валахи, грузинцы, абиссинцы, немногие поклонники-туристы «франки» и последние из всех «инглезы».

Любознательному человеку в течение одного Великого поста, живя здесь, можно высмотреть чуть не весь христианский мир в малых, но точных образчиках. Школой для сего может быть ему малая площадка перед храмом Воскресения Христова. У кого есть досуг и охота посидеть где-нибудь на соседних террасах с пером или карандашом часов несколько сряду, тот без сомнения обогатит и свою голову и свой альбом. Где еще встретишь такую пестроту костюмов, нравов, понятий, занятий, идей и речей? И какое вавилонское смешение языков! Жалкие лохмотные бедняки, продающие тут, на каменном помосте кучками уложенные произведения своего убогого самоучного искусства, удивят вас своей незастенчивой болтовней на всяких языках, близких и отдаленных. Вы услышите и эла до, хаджи (по-греч. 'иди сюда, поклонник'), и хорош! Давай карбован, или бери один лева! и buono giorno, s'ignore, и мусю, и yes, и пр. и пр. Поклонники с своей стороны тоже стараются не быть в долгу, и что знают по-иностранному, все стараются высказать перед арабами, простодушно воображая, что иностранная речь понятнее иностранцу. На такую смышленость поднимаются, впрочем, из наших более южаки, как более знающие «заграницу» и чужие языки. Северяки же и особенно северянки не объясняются ни с кем иначе, как на своем природном, и даже приместном, наречии. Вон они, крестящиеся на всякое изображение, сколько-нибудь напоминающее им какую-нибудь святыню; 10 раз берут у продавца связку перламутных крестиков и 10 раз кладут ее обратно на холстину, составляющую весь магазин торговца. Торгуются до упаду, называя всякие деньги своими русскими именами. Кто кого беднее и жальче, задумаешься. Не таковы стадами ходящие, плотные и тяжелые болгаре. Их засунутые в карман широких штанов руки и жмурящиеся глаза ясно говорят, что торговаться не стоит, да и покупать, пожалуй – тоже. Дополню картину упоминанием о снующих там и сям с длинными цилиндрическими жестянками малярах местных, о наших проходимцах афонских с тисовыми палками и регальным маслом, о жидах с типическим вопросом: «Есть бумажки?» и о несметных нищих всякого вида и подобия. Все это, кому не надоело, может казаться и занимательным и поучительным.