Раиса Богомолова - Небо и землю содержит любовь

В книге «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу» так написано о душевном состоянии безлюбия: «Я не люблю Бога. Ибо если бы я любил Его, то непрестанно размышлял бы о Нем с сердечным удовольствием; каждая мысль о Боге доставляла бы мне отрадное наслаждение. Напротив, я гораздо чаще и гораздо охотнее размышляю о житейском. А помышление о Боге составляет для м еня труд и сухость.

Если бы я любил Его, то собеседование с Ним через молитву питало бы меня, наслаждало и влекло к непрерывному общению с Ним. Но, напротив, я не только не наслаждаюсь молитвою, но еще при занятии ею чувствую труд, борюсь с неохотою, расслабляюсь леностью и готов скорее с охотою чем-нибудь маловажным заняться, чтобы только сократить или престать от молитвы. В пустых занятиях время мое летит неприметно, а при занятии Богом, при поставлении себя в Его присутствие каждый час мне кажется годом.

Кто кого любит, тот в продолжение дня беспрестанно о нем мыслит, воображает его, заботится о нем, и при всех занятиях любимый друг его не выходит из его мыслей. А я в продолжение дня едва ли выделяю и один час, чтобы глубоко погрузиться в помышление о Боге и воспламенить себя в Его любви, а двадцать три часа охотно приношу ревностные жертвы страстным моим идолам!

В беседах о предметах суетных, о предметах низких для духа, я бодр, я чувствую удовольствие, а при рассуждении о Боге я сух, скучлив и ленив. Если же и невольно бываю увлечен другими к беседе божественной, то стараюсь скорее переходить к беседе, льстящей страстям моим. Неутомимо любопытствую о новостях, о гражданских постановлениях, о политических происшествиях. Алчно ищу удовлетворения моей любознательности в науках светских, в художествах, в приобретениях. А поучение в Законе Господнем, в познании о Боге, о религии не производит на меня впечатления, не питает души моей, и я сие почитаю не только несущественным занятием христианина, но как бы сторонним и побочным предметом, которым я должен заниматься разве только в свободное время, на досуге.

Кратко сказать, если любовь к Богу познается по исполнении Его заповедей: Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди (Ин. 14, 15), – говорит Господь Иисус Христос, а я заповедей Его не только не соблюдаю, но даже и мало стараюсь о сем, то по самой чистой истине следует заключить, что я не люблю Бога.

Я не имею и любви к ближним. Ибо не только не могу решиться для блага ближнего положить душу свою (по Евангелию), но даже и не пожертвую моею честью, благом и спокойствием для блага ближнего. Если бы я любил его по евангельской заповеди, как самого себя, то несчастье его поражало бы и меня, благополучие его приводило бы и меня в восхищение. Напротив, я выслушиваю любопытнее несчастные повести о ближнем. Не сокрушаюсь, а бываю равнодушным или – что еще преступнее – нахожу как бы удовольствие в этом.

Худые поступки брата моего не покрываю любовью, но с осуждением их разглашаю.

Благосостояние, честь и счастье его не восхищают меня, как собственные, не производят во мне радостного чувства, но еще и возбуждают во мне зависть или презрение».

Таков он, выжженный самолюбием и безлюбием страшный внутренний мир современного человека…

Оптинский старец Варсонофий однажды процитировал своим духовным чадам стихотворение М. Ю. Лермонтова:

Старец Варсонофий объяснил: «Этот нищий, о котором говорит Лермонтов, и есть он сам. А „кто-то“ – сатана, подкладывающий камень вместо хлеба, подменяющий веру».

«К сожалению, – пишет архимандрит Рафаил (Карелин) в книге „Умение умирать, или Искусство жить“, – очень часто наше душевное состояние (я говорю о людях верующих) – это какое-то полуверие, постоянно продлевающийся компромисс. Мы верим в Бога, мы принадлежим Православной Церкви и не поклоняемся другим божествам, но Господь занимает не главное место в нашей жизни.

Если бы нашу внутреннюю жизнь, наши помыслы и чувства можно было заснять на кинопленку и показать нам самим, то мы увидели бы, какой хаос царит в нашей душе и как мало места принадлежит в ней Богу. Даже когда мы стоим на молитве, то до нашего сознания едва-едва доходит смысл молитвенных слов. Сама по себе молитва – средство общения души с Богом, а у нас она почти всегда остается отключенной от разума и сердца.

Мы признаем Бога, но при этом отводим Ему место в каком-то уголке своего сознания и продолжаем жить той же чувственной, страстной жизнью. Если Бог есть – значит, все в Его власти. А у нас парадокс: мы говорим, что Бог есть, но не верим, что все подвластно Ему, и потому всегда пребываем в тревоге и беспокойстве. Мы верим в Бога, но когда необходимо реальное исполнение воли Божией, то оказывается, что Богу мы не доверяем.

Отрешиться от своих собственных представлений и всецело положиться на Промысл Божий нам страшно: это значит для нас потерять привычную опору (хотя мир-то как раз и не дает, на самом деле, никакой опоры). Вот почему мы и призываем Бога, и в то же время страшимся целиком поверить Ему и совершенно предать себя Его воле».

Постепенно отпадая от Бога, мы духовно умираем. Священномученик Аркадий (Остальский), епископ Бежецкий, так определял признаки духовной смерти:

«Как есть признаки приближающейся физической смерти (болезнь, дряхлость, ослабление слуха, зрения и т. п.), так есть и признаки смерти духовной. Это, во-первых, постепенное притупление совести, которая привыкает к греху, и человек приучается прощать себе все, совесть не требует больше покаяния.

Кроме того, возникает охлаждение к молитве, к чтению книг духовного содержания, легкая восприимчивость соблазна на грех, раздражительность, озлобление, чувство мести, ненависть и т. п.

Все вышеназванные состояния души присущи человеку духовно больному, что отражается и на внешнем его виде и поведении (мрачный взгляд, озлобленное лицо, грубость манер, неприятно-резкий голос и т. п.), они постоянно низводят человека до полного духовного омертвения».

В книге «Записи» священник Александр Ельчанинов писал: «В Первом послании евангелиста Иоанна говорится о Божественной Любви, о той Любви, которая покрывает множество грехов, которая отменяет закон, заменяет исполнение всех заповедей. О той Любви, которая дает жизнь, потому что приводит в соприкосновение с Источником Жизни…