Павел Глоба - Знаменитые Водолеи

«В год Тигра ( 1962) Крысе желательно сузить сферу своих интересов и не влезать ни в какие авантюры. Не стоит вмешиваться в чужие дела и обращаться за помощью. Лучше ограничиться кругом собственных проблем и решать их своими силами».

Ромм всем этим пренебрег, что вполне объяснимо – астрология и тогда считалась лженаукой. В итоге в декабре 62-го, выступая в ВТО на творческом семинаре под названием «Традиция и новаторство», он произнес речь, где обрушил свой гнев на державников, причем не только на советских. В частности, Ромм попенял покойному П. И. Чайковскому за его увертюру «1812 год». А сказал режиссер следующее:

«Насколько я понимаю, эта увертюра несет в себе ясно выраженную политическую идею – идею торжества православия и самодержавия над революцией. Ведь это дурная увертюра, написанная Чайковским по заказу. Это случай, которого, вероятно, в конце своей жизни Петр Ильич сам стыдился. Я не специалист по истории музыки, но убежден, что увертюра написана по конъюнктурным соображениям, с явным намерением польстить церкви и монархии…»

На самом деле великий композитор абсолютно не стыдился этой увертюры, поскольку воспевал в ней не самодержавие, а патриотизм и мужество русского народа, который одолел супостата Наполеона и его многотысячную армию. Кроме этого, негоже было Ромму уличать Чайковского в приспособленчестве, поскольку сам он был не без греха: если Чайковский написал всего одну увертюру, которую можно заподозрить в конъюнктурщине, то Ромм снял несколько фильмов в угоду властям, за что и был удостоен четырех Сталинских премий. В двух из этих фильмов («Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году») фигурировал Сталин, которого теперь Ромм всячески поносил и проклинал (даже собственноручно вырезал эпизоды с его участием из своих картин).

Далее в своей речи Ромм выступил в защиту итальянского неореализма, а также смешал с грязью писателя Всеволода Кочетова и других державников, которые, в отличие от большинства либералов, от Сталина не отреклись.

Заметим, что Кочетов был астрологическим «клоном» Ромма – тоже Водолей-Крыса ( 4 февраля 1912 года). Как же объясняет астрология сей парадокс? Читаем в гороскопе: «Союз двух Крыс может быть очень хорошим или чрезвычайно плохим». В данном случае случилось последнее.

Речь Ромма станет поводом к серьезному скандалу. Горячо поддержанная либеральной общественностью (речь отпечатают на машинке и распространят в интеллигентской среде), она будет осуждена руководящей элитой. Так, 1-й секретарь МГК КПСС Николай Егорычев ( 3 мая 1920 года, Телец-Обезьяна) на одном из совещаний в горкоме объявил, что «Ромм поднял грязное знамя сионизма» (мы уже отмечали, что Водолей и Телец – непримиримые антагонисты). Обвинение более чем серьезное, однако на судьбе Ромма оно отразилось не сразу: с преподавательской работы во ВГИКе он ушел только спустя восемь месяцев после выступления в ВТО – в июне 1963 года.

Ромм в те дни жил на даче под Москвой и пытался объясниться с власть предержащими с помощью эпистолярного жанра – писал письма «наверх». Приведу отрывок из одного такого письма:

«…О сионизме. Сионизм – это буржуазный еврейский национализм, с ярко выраженным антисоветским характером. Тов. Егорычев не творческий, а политический работник, руководитель московских большевиков. Я не понимаю, как он мог позволить себе такое. Я не сионист, а коммунист. После 1917 года я вообще надолго забыл, что я еврей. Меня заставили вспомнить об этом в 1943 году, когда возник проект организации «Русфильма». По этому проекту в Москву допускались работать режиссеры Пырьев, Александров, Петров, Герасимов, Савченко, Бабочкин, Жаров, а Эйзенштейн, Райзман, Рошаль, Ромм и прочие, носящие аналогичные фамилии, должны были остаться на национальных студиях – в Алма-Ате, Ташкенте. Проект этот не был осуществлен, но в последующие годы мне частенько напоминали разными способами о том, что я – еврей: и по случаю космополитизма, и в связи с организацией судов чести, и при формировании моей съемочной группы, и во времена врачей-убийц.

Это кончилось – слава богу, кончилось!

Но вот секретарь МГК вспомнил и назвал меня сионистом. Я не обижаюсь на Н. Грибачева: я – его, он – меня; я кинематографист – он писатель. Но Егорычев – другое дело. Обвинение в сионизме – это обвинение в еврейском национализме и антисоветских убеждениях. Сионистов следует арестовывать и, в лучшем случае, высылать за пределы СССР. Думается мне, что какие бы резкости я ни допустил, тов. Егорычев позволил себе слишком много, особенно если учесть, что он ответственный партийный работник…»

Прервем речь режиссера короткой ремаркой. Безусловно, Егорычев погорячился, назвав режиссера сионистом. Ромм был коммунистом с большим стажем и к сионизму не имел никакого отношения. Однако он был евреем, а в последние годы в основном именно представители этой национальности из интеллигентской среды оказывались в эпицентре всех идеологических скандалов в СССР. Среди них были: писатель Борис Пастернак (скандал в 1958 году вокруг романа «Доктор Живаго»), диссидент Александр Гинзбург (создал самиздатовский журнал «Синтаксис», за что в июле 1960 года был осужден на два года лагерей), кинорежиссеры Александр Алов и Владимир Наумов (фильм «Мир входящему»), художники Борис Жутовский, Эрнст Неизвестный, Владимир Шорц (скандал в Манеже в декабре 1962 года) и т. д. и т. п. Поэтому в партийных кругах, учитывая сложную международную обстановку и особенно отношения с Израилем, и бытовало убеждение, что евреи (кто вольно, а кто невольно, как в случае с Роммом) подыгрывают идеологическим врагам – сионистам.

И вновь вернемся к письму Ромма:

«Я считал и считаю своим долгом советского гражданина и художника бороться с остатками и пережитками культа личности. Для меня примером в этом деле является Н. С. Хрущев. Я не предлагал уничтожать Кочетова, Софронова и Грибачева. Наоборот, пусть пишут. Но линия их, широко известная, прочно укоренившаяся в критическом отделе «Октября» и в газете «Литература и жизнь», – это линия культовая, чем бы она ни прикрывалась. Этим и объясняется моя резкость в адрес Кочетова, Софронова и Грибачева. Я считаю, что они занимают реакционную и вредную для литературы и кинематографа позицию. Я убежден, что рано или поздно правда восторжествует. Но мне хотелось бы, чтобы это случилось как можно скорее».

Ромм окажется прав: «правда» и в самом деле восторжествует – спустя 25 лет после его письма, в годы горбачевской перестройки (самого Ромма к тому времени уже не будет в живых), когда западники одолеют державников. К чему приведет эта победа, мы теперь знаем: к исчезновению СССР и возникновению ельцинской России, которая бросится вылизывать сапоги «дяде Сэму» и его сателлитам. Не думаю, что это вылизывание понравилось бы Ромму (об ином он мечтал), но большинство его коллег и единомышленников, доживших до сегодняшнего времени, встретили подобное пресмыкательство с восторгом.