Максим Толмачёв - Урга и Унгерн

– Здравствуйте, генерал. – Я встал со стула и, вытянув руки вдоль тела, сделал поклон в лучших традициях китайского этикета. Очевидно, что поклон мой тоже не выглядел естественным, отчего Чжэнь И впервые улыбнулся и, сделав шаг навстречу, протянул руку для пожатия.

– Мне очень жаль, что вы попали в тюрьму, как и другие ваши соотечественники. Я тоже в некотором роде нахожусь в тюрьме. Эта тюрьма поуютней и значительно просторней вашей, – Чжэнь И обвел взором стеллажи с книгами и остановил взгляд на входной двери. – Здесь я так же не волен в своих поступках и ограничен в высказываниях своего мнения. Мне бы очень хотелось дать свободу узникам, многих из которых я хорошо и довольно долго знаю, но влияние мое на государственные дела теперь сведено к формальным процедурам. Штурм бароном Унгерном Урги позволил моим давним врагам сместить меня, устранив от управления. По факту власть в городе перешла в руки военных генералов, которые далеки от идеалов гуманности и дипломатии. Они не делают различий между внешними вооруженными врагами и внутренними, к которым по очевидной ошибке отнесли и вас. Мне очень неприятно сообщать вам о том, что жизни узников тюрьмы теперь находятся под угрозой. Со дня на день мы ожидаем очередного штурма войсками Унгерна столицы Халхи. Мне стали известны планы генералов Го и Ма по подготовке обороны города. Эти планы включают в себя отравление всех без исключения заключенных в случае, если Унгерну удастся войти в город.

Я сохранял молчание, позволив Чжэнь И продолжить. Мысли мои были неспокойны, такого варианта событий я предположить никак не мог. Генерал выдержал паузу, дав мне время осознать смысл сказанного.

– Господин Рерих, вы видите, в какое безвыходное положение мы с вами попали. Я не могу противиться решению военных генералов и просто не способен изменить ход событий. Угроза нависла над вами и вашими собратьями по несчастью. Стремясь избежать ненужных человеческих жертв, я пытался предпринять несколько попыток изменить решение военных чиновников, но потерпел поражение. Упорствовать дальше я не нахожу разумным, поэтому стал искать обходные пути спасения если не всех, то хотя бы части пленников. На моем столе список тех, кто, возможно, сумеет избежать суровой участи, и ваше имя там тоже есть.

– Чем же я заслужил ваше расположение?

– Вы ведь ученый? Занимаетесь исследованием этого края, так написано в вашем деле. Кроме того, и шабинское ведомство за вас ходатайствует, вы ведь по нему проходите как лама.

– Да, мне была оказана честь, жил при монастыре Манджушри и там же работал до начала волны арестов.

– Вы буддист? – генерал с любопытством посмотрел на меня.

– Разумеется, – подтвердил я. – Все ламы – буддисты, и я не исключение.

– Я тоже буддист и, кроме того, в некотором роде ученый и исследователь. Подойдите-ка сюда. – Чжэнь И пригласил меня жестом к одному из стеллажей, на котором стояли книги на европейских языках, преимущественно немецком.

Было тут несколько книг на французском, среди которых я обнаружил полное издание трудов Элизе Реклю, состоящее из двадцати пяти томов. Рядышком располагались книги Толля, Роборовского, Мушкетова и Федченко на немецком. Скорей всего, этот раздел стеллажа относился к «Азии». Чуть ниже были собраны работы Роборовского и Обручева, тоже на немецком, и целый ряд книг на китайском и даже японском. Я узнал сборник Арсеньева и оба тома Грумма-Гржимайло, недавно вышедшие в Питере, еще на полках нашли пристанище работы Потанина и Певцова. Книги Певцова были и на русском, они стояли рядом с небольшой и довольно потрепанной брошюрой Козлова. Исследователи Азии и Монголии были представлены довольно широко, в самом низу стеллажа стопками сложены альбомы, гербарии и карты, которые в любое другое время вызвали бы мой живой интерес.

– Видите, я собрал почти всю известную литературу по этому прекрасному краю, признаюсь, что подавляющее число трудов – это, конечно же, работы русских исследователей, которые проводили многочисленные экспедиции по Халхе с середины прошлого века. Меня всегда поражала их разносторонность, энциклопедичность знаний, широкий кругозор и богатый набор интересов. Китайские исследователи не заходили так далеко, да и описания своих экспедиций носили узкопрактический характер. История и быт населяющих Монголию народностей не получали в таких трудах достаточного освещения. Исключением, пожалуй, являются рукописи нашего собрата по буддизму Фа Сяна и его изумительное «Фогоцзи», составленное полторы тысячи лет назад. Но ведь это же не современность! Европейцы дальше Туркестана вообще редко заходили. Со времен братьев Поло и Одорико Матиуша в этих местах произошли значительные изменения, и без последних русских экспедиций на картах Азии, Монголии, да и Китая, до сих пор в изобилии присутствовали бы «белые пятна».

– Готов согласиться с вами как с человеком значительно более сведущим в этом вопросе. Однако мое место в истории края намного скромней. Трудов опубликованных я не имею, исследования мои почти наверняка не представляют научного интереса.

Генерал Чжэнь И улыбнулся и закивал головой, то ли подтверждая мою малую значимость для науки, то ли соглашаясь с какими-то своими мыслями, в которых я его лишь утвердил своей репликой.

– Возможно, ваши труды еще не оценены по достоинству и не имеют оформленного вида, но ведь, кроме науки, есть еще и искусство!

– К искусству я уж совершенно не имею отношения.

– Вы, может быть, и не имеете, а вот ваш брат, несомненно, имеет! – Чжэнь И достал с полки большую папку необычного формата, раскрыл ее передо мной и начал бережно перелистывать репродукции, между которыми были проложены тончайшие листы рисовой бумаги, выполнявшие роль кальки. В этих работах узнавался стиль, некоторые были мне хорошо знакомы. Это были картины Николая, моего старшего брата.

– Это ведь ваш брат написал?

– Да, это творчество Николая, некоторые из работ я хорошо помню, часть мне не знакома, но готов поклясться, что они тоже его.

– Как же неожиданно устроен этот мир. Я поклонник работ вашего брата, который ведь тоже является буддистом… Мне кажется недопустимым, чтобы этот великий человек лишился своего родного брата по нелепому стечению обстоятельств.

Вернув альбом с репродукциями на свое место, генерал жестом предложил мне сесть на стул, подошел к своему столу и, взяв с него какие-то бумаги, сообщил:

– Единственный выход в данном случае – это подписать бумаги о том, что вы примете активное участие в сборе информации в интересах китайского государства в этой стране. Подписывая документ, вы пообещаете докладывать обо всем, что может быть полезным для нас. Сразу после подписания вы отправитесь в свой монастырь и будете там тихонечко сидеть, не высовывая носа в Ургу, до тех пор, пока возникшая ситуация с бароном Унгерном не разрешится в ту или иную сторону.