Дмитрий Семеник - Переступить порог. Откровенно – о таинствах первой исповеди

Заранее спасибо.

Простите, если неясно задала вопрос.

Игумен Феодор (Яблоков):

Вопрос – насколько должна быть подробна исповедь? Конечно, единого универсального для всех совета быть не может. Одно дело, когда мы только начинаем путь покаяния, наша душа похожа на грубый и грязный необработанный материал – дерево или камень – как Вам угодно. Тогда важно отколоть сначала самые грубые комья грязи – в духовной жизни это смертные грехи – бывшие в прошлом безбожная жизнь, убийства (аборты), прелюбодеяние и блуд, пьянство и наркоманию, воровство и презирающую всех гордыню и т. п. Именно на этом надо сосредоточиться в своей первой исповеди и об этом пролить покаянные слезы. И только на следующим этапе надлежит более тщательное рассматривание своей души и прошлой жизни. Главное – начать сей спасительный путь, а там и батюшка что-то подскажет и поправит, да и Сам Господь будет вразумлять и необходимое открывать. Как молитва дается молящемуся, так и покаяние открывается кающимся.

Не бойся! Бог в помощь!

Victoria:

Спасибо большое за такой быстрый ответ. А у меня еще вот такой вопрос: есть ли что-то вроде установленной формы исповеди; какие-то слова, которые обязательно нужно сказать? Или просто идешь и говоришь: «Батюшка, я хочу покаяться в том-то и том-то и я больше так не буду!» Или как?

Брат:

Каемся мы перед Христом при батюшке, поэтому, как на молитве, здесь, прежде всего, важен настрой, а не какие-то формальные моменты, мне кажется.

Адрианна:

Victoria, если хотите, я могу Вам посоветовать замечательного священника (как я поняла из ваших постов, Вы в первый раз собираетесь на исповедь?) Это прекрасный человек (хотя и молодой, что некоторым в выборе духовника не нравится), действительно проникнутый Любовью Христовой, к которому хочется приходить снова и снова.

Victoria:

Здравствуйте снова!

Хочу поделиться с теми, кто посещает этот форум, радостью. Я пришла на исповедь. Были разные обстоятельства, вроде как препятствующие этому. Но мне на тот момент было буквально физически тошно от того, что меня переполняло, и того, от чего я хотела избавиться. Поэтому почти бегом побежала на исповедь. Были слезы. И потом вот это ощущение легкости и тишины в уме и сердце…

Для чего пишу? Хочу сказать тем, кто сомневается или боится – преодолейте эти состояния. И это Таинство обновит Вас.

Адрианна, а о каком священнике Вы говорите? В каком храме его можно найти?

Брат:

Виктория, очень рад за Вас.

Victoria:

Большое спасибо. Повторяя образное сравнение, самые грубые комки грязи от души/сердца отвалились… Но ведь и дальше предстоит долгая работа.

Вот. Просто захотелось поделиться

Брат:

Да, останавливаться на достигнутом – значит возвращаться назад…

Брат:

Барбашина Катя рассказала у нас в другой теме:

«Знаешь, меня перед моей исповедью искушали бесы. Они вкладывали мне мысль: «Катя, да это всё ерунда. Ты сама себе хозяйка, это всё для дураков. Катя, ты устала на работе, ты училась, как ты могла всю ночь читать это правило, все эти молитвы, которые придумали люди? Отдохни, куда в выходной день так рано вставать?» И внушали они так заботливо, так внимательно, так понимающе. Моё сознание чуть-чуть не повелось на эту уловку. Но…. Напротив меня стоит икона, которая находится со мной уже лет пятнадцать – с раннего детства. Это Владимирская икона Божией Матери. Когда в сердце моём гнев поселяется, или когда я предаюсь помыслам гадким, или после ссоры с близкими – она смотрит на меня. Её глаза наполнены скорбью за меня, она как будто плачет, и в то же время взгляд её строгий и обличающий. Она видит моё сердце, знает мысли мои. Рядом – икона Спасителя, Он уже в терновом венце, идёт на страдания за грехи наши. И за мои! Во мне просыпается совесть. А совесть в человеке – искорка божественного.

И именно в тот момент, когда рано утром в воскресение меня одолевали помыслы, и на меня так скорбно смотрели Спаситель и Богородица, я немедленно вскочила с постели, поняв, что мысли эти вражеские. А враг, в отличие от Бога, не знает милости к человеку. Я судорожно собралась, прочитала молитвы, мне стало легче, и я пулей помчалась в храм.

А храм, куда я побежала, назван в честь Преображения Господня. В советское время его осквернили, но как говорят среди людей, не было счастья работникам тех складов или чего другого прочего, которые располагались в храме. А в девяностые его восстановили, он вновь заблестел на солнышке, заново отстроили колокольню, и потянулись туда люди. Туда бежала и я. И чем ближе я подъезжала к храму, тем гаже и омерзительнее ко мне приходили мысли. Но Бог помиловал меня, и дал сил в этот раз отстоять до конца.

Я встала в очередь. Народу было много, как всегда. Ведь служба поздняя – в 10.00. Ко мне опять приходят мысли, сначала понимающие и «добренькие» – как будто психотерапевт напевает больному в кожаном кресле – «Уходи, ты устала. Это всё зря». Но я стояла и ждала очереди, повторяя про себя «Господи, помилуй».

И вот подходит моя очередь – тут враг показал себя во всей красе. Теперь мысли приходили ко мне не тихие и усыпляющие, а громкие и дурные, мерзкие и гогочущие: «Дура, дура! Что ж ты делаешь? Дура, дура! Вон пшла отсюда, дура!» Тут я до конца поняла, что мысли это не мои, и что они моими быть никогда не могут. В храме, как ни в каком другом месте, чувствуешь реальность идеального мира. Под словом «идеальный» я подразумеваю мир духовный. А духи бывают светлые и тёмные.

Когда священник принял мою исповедь, мне казалось, что у меня вырвали часть сердца. И это действительно было так. Моё сердце болеет, и из него вырезается на исповеди часть раковой опухоли злых и гадких дел. О, человек, если ты увидишь себя со стороны до конца, так же как видят тебя Ангелы, ты просто задохнёшся от вони, которая исходит из твоего сердца. Мне было плохо. Сердце изодрано в клочья. А кто виноват? Ты, ты. Ты сам выбрал этот мерзкий путь греха. Это твой выбор был, Катя, твой. Свободный выбор.

Как же излечиться от этого?

Я встала в очередь, в большую очередь таких же, как и я. Причастников в то воскресение было достаточно. Но в самый последний момент перед самим Причастием, враг усилил свои вопли: «Вон! Вон! Недостойная! Вон!». Господь помогал мне, он дал мне руку, я шла. Я как инвалид, который плохо ходит, дала Ему руки, а Он вёл меня. И вот совершилось!

Наступила тишина. Эти мерзкие вопли прекратились. Утренние солнечные лучики падали на серебряные волосы священника, который меня причащал. Они падали на икону Спасителя, где он держал книгу, а на страницах написано: «Возлюби ближнего своего как самого себя…» И эти лучи прошли тогда в моё больное сердце, и они залечили рану от вырванной опухоли. Какое счастие! Не сравнимо оно ни с чем. Не один момент в моей многогрешной жизни не был таким счастливым. Никакого эйнштейновского ума и никакой паскалевской логики не хватит, чтобы объяснить это Таинство. На то оно и Таинство. О том, что я чувствовала тогда, больше говорить не буду. Это должен каждый испытать сам.