Михаил Роттер - Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть II: Тай-Цзи-Цюань

Ну, про чай ты можешь в конспект не записывать, это так, чтобы ты понял. А понять ты должен вот что. Твой ум рассматривает воинское искусство, как ветряную мельницу. Кстати, ты когда-нибудь видел настоящую ветряную мельницу?

Ветряную мельницу я видел. Когда я учился в медицинском институте в Союзе, у меня было несколько небольших группок из людей, которых я обучал воинскому искусству. Одна из них была бесплатная и если честно, то только в ней я передавал искусство без утаек. Нельзя сказать, что остальных учеников я обманывал, ведь они платили мне деньги, причем по тем меркам немалые. Точнее было бы сказать, что я показывал им с некоторыми ошибками. Все было так, как надо, за исключением одной-двух небольших неточностей. Переиначенная таким образом техника продолжала работать, но в ней уже не было «скрытой» защиты, страховки, которая обеспечивала максимально возможную безопасность. Если коротко, то модернизированная мною техника была почти «как настоящая», но при малейшей ошибке в исполнении становилась очень опасной для самого исполнителя. Мне не казалось, что я делаю что-то неправильно: пусть эти бездельники доводят технику до безупречного уровня и все будет работать. А если я увижу, что они стараются, то, может, и покажу им, как это делается по-настоящему. Но никто из них особенно не старался, так что никому из них по-настоящему правильно я так и не показал.

В бесплатной группе все было иначе. Ребята мне ничего не платили, об этом не могло быть и речи, ведь мы были друзьями. Но учиться они хотели очень, мою науку ценили весьма высоко и всячески старались выразить мне свою благодарность.

И вот однажды мои «бесплатные» ученики решили сделать мне подарок – свозить меня на зимних каникулах в Литву. Тогда выехать из Союза за границу было невозможно и Прибалтика считалась самым европейским местом, которое мог посетить простой советский гражданин. И там ребята повели меня в ресторан литовской национальной кухни, расположенный внутри настоящей мельницы. Обед в ресторане на меня особого впечатления не произвел, а вот мельница… Высоченный дом, построенный так, что он мог (подобно флюгеру) поворачиваться вокруг огромного столба, чтобы ветряк мог ловить ветер. Сам ветряк с деревянными лопастями (размером, как мне помнится, примерно с четырехэтажный дом), к сожалению, не крутился, но выглядел очень внушительно.

Выслушав мой рассказ, Мо сказал так:

– Ты воспринял мельницу как турист, на которого самое большое впечатление производит видимая часть – огромные крутящиеся лопасти. Такой недалекий человек восторгается, охает и ахает, забывая, что сам по себе ветряк никому не нужен, ведь главная работа, для которой предназначена мельница, – это молоть муку. Но работа жерновов видна только профессионалу – мельнику. Таково и твое боевое искусство: ты машешь руками, как мельница, совершенно не обращая внимание на то, что происходит у тебя внутри. Да если бы ты даже и обратил, все равно бы ничего не понял. Так что в мире боевых искусств ты не мастер-мельник, а простой турист, который в мельнице видит всего лишь огромное устройство, вращаемое ветром, а не агрегат, предназначенный для производства муки, из которой потом сделают еду.

Слова Мо меня огорчили – слишком много в них было правды. Неужели я, которого учили такие мастера, я, одержавший победу в десятках смертельных поединков, действительно всего лишь турист в мире боевых искусств?

Увидев мое расстройство, Мо неожиданно принялся утешать меня.

– Не огорчайся, – успокаивающе сказал он. – Твой дед и Ван построили из тебя прекрасную мельницу, мало кто умеет так эффективно махать руками, как ты. За то время, которое ты учился у них, никто не смог бы научить человека большему. Они сделали важнейшую работу – создали внешнюю часть здания. А наша задача – наполнить его содержимым, чтобы ты понял, для чего все это было построено.

Его слова меня удивили: ни деду, ни отцу, ни Вану и в голову бы не пришло успокаивать меня. Видимо, подход Мо действительно был совершенно другим. Похоже, мне действительно придется серьезно переучиваться.

А Мо тем временем перешел к следующей части лекции, которую он назвал очень забавно: «ничегонеделание».

– Хороший мастер не делает Тай-Цзи-Цюань, он делает так, что все выполняется как бы само по себе. Кстати, тоже похоже на мельницу – мельник не крутит ветряк (да он и не смог бы, никаких сил бы не хватило), он выстраивает конструкцию мельницы так, что лопасти крутятся вроде бы сами по себе.

Скажу тебе иначе. Может, не сразу будет понятно, но пока просто запиши: наша система работает естественно и не человек делает Тай-Цзи-Цюань, а Тай-Цзи-Цюань приводит человека в движение: «не человек практикует Тай-Цзи-Цюань, а Тай-Цзи-Цюань практикует человека». Поэтому если человек остается активен и все хочет делать сам, то он не дает системе возможность «практиковать себя». Это похоже на то, как если бы ветряк не крутился, пассивно следуя порыву ветра, а сам пытался «крутить ветер». Если тебе пока не совсем ясно, о чем я говорю, не беспокойся. Просто поверь: если ты, делая Тай-Цзи-Цюань, по-настоящему расслабишься, то очень скоро поймешь, о чем идет речь. Точнее, не поймешь – тут нечего понимать, а почувствуешь.

Пока же запомни главное: ты должен изменить свой ум так, чтобы он перестал заставлять тебя постоянно работать, что-то постоянно делать. Пусть он «отпустит» тебя, позволит расслабиться и спокойно следовать твоей практике. А чтобы тренировать свой ум, привыкнуть пользоваться им постоянно, можешь во время практики наполнять форму Тай-Цзи-Цюань самым различным содержанием и все время наблюдать (в уме) за тем, как происходит ее выполнение.

Все это для меня было непонятно. Опять пустые слова, которых я так не любил. Конечно, в устах Мо, который только что наглядно продемонстрировал мне (или на мне?), как это работает, любое слово звучало убедительно. Но у меня было правило: пока я не получу собственного опыта, личного переживания, никакие слова для меня не имеют значения. И не потому, что я не верю тому, кто мне об этом рассказывает, а потому, что у меня это может происходить совершенно не так, как у него. И то, что для него правда, для меня вполне может оказаться пустышкой. Обо всем этом я (исключительно вежливо) и сказал Мо.

Мои слова Мо выслушал очень внимательно, в очередной раз удивив меня: странно было видеть, чтобы учитель так внимательно слушал ученика. Подумав несколько минут, он ответил:

– Тут ты, без всякого сомнения, прав. Поздравляю, вполне мастерский подход. Потому, кстати, и слушаю так внимательно, что отношусь к тебе не как к своему ученику, а как к мастеру, которому по воле судьбы я должен передать некоторое знание.