Борис Жук - Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым

Однако тело мне пока было необходимо, потому что я очень любил танцевать. Танцевал отчаянно, с полной самоотдачей, прыгая, кружась, вращая конечностями и тряся головой! Если позволяло место – выписывал при этом широкие круги на танцполе, испытывая свой вестибулярный аппарат на прочность.

Рейв, техно, брейкбит были тогда в моде – их крутили на школьных дискотеках, и я старался не пропустить ни одной. На платные ночные дискотеки ходить не позволяли финансы и родители.

Алкоголь перед танцами я не употреблял сознательно, знал – так меньше усталости и больше кайфа. Хлорированная вода из-под крана казалась самым вкусным напитком в мире после танцев под хардкор!

Выкладываясь до седьмого пота на дискотеке, я с удовольствием компенсировал нелюбовь к физкультуре, а чередование быстрых и медленных композиций создавало эффект «тренировки с подходами». Медленные танцы мне тоже были по душе – ведь это повод пригласить понравившуюся девушку на танец. Правда, я никогда не понимал, как можно завязать знакомство «в реале», толком не зная о человеке ничего. Я так и не освоил ритуалы ухаживания. В отличие от танцевальных движений, которые свободно изобретались на ходу, зачастую давая «пищу» окружавшим меня подражателям.

С одной симпатичной смуглянкой мне всё-таки удалось войти в контакт. По крайней мере мне так казалось, потому что она была первой, кого я осмелился взять во время танца за попу. Правда с её устного разрешения.

В последующие дни мы несколько раз встречались в школьном коридоре. Я предлагал ей сходить на свидание, но она каждый раз вежливо отказывалась, а потом открыто попросила, чтобы я к ней больше не приставал.

Причина была ясна: на дискотеке я был совсем другим человеком, нежели в обыденной жизни. Активным, открытым, смелым юношей с взъерошенными волосами. А надевая школьную форму превращался в неприглядного зажатого ботаника с дипломатом (я нашёл его среди родительского барахла и стал носить вместо школьного ранца). Хотя разница была только в костюме.

Важность костюма стала для меня очевидна. Одеваясь как «хороший мальчик» нельзя стать кем-то ещё, по крайней мере в глазах сверстников.

Но наша семья всё ещё была бедной относительно семей богатых гимназистов. Никаких своих денег, кроме сдачи из магазина, у меня не было, а стиль одежды мне фактически задавала мама.

Чтобы не выглядеть полным «лохом» на фоне одноклассников, некоторым из которых хватало дерзости игнорировать обязательную для гимназии школьную форму, приходилось хотя бы отчасти заменять её элементы: надевать под пиджак разноцветную рубашку, джинсы вместо брюк и кеды в качестве обуви. Значки с забавными надписями тоже котировались. У меня был двусмысленный «хорошо владею языком», подаренный мамой на день рождения, чтобы подчеркнуть мои успехи в английском.

С дискотечным «прикидом» тоже был напряг. Никаких молодёжных вещей у меня в принципе не было. Я надевал джинсы с фланелевой рубашкой, как простой рабочий, якобы выражая тем самым эстетику «индастриал».

Самой стильной по признанию одноклассниц оказалась моя физкультурная форма. Двухцветные штаны с отстёгивающимися штанинами и разношенная толстовка двоюродного брата придавали мне модный облик любителя хип-хопа. Которым я, однако, вовсе не был.

Оставаться в стороне от основной массы становилось физически опасным – над изгоями издевались с особым цинизмом, ломая их навсегда. Я осознал, что перестану быть «белой вороной» только если примкну к какой-нибудь субкультуре. В школе не было ярко-выраженных тусовок на музыкальной основе. Зато многих объединяла идея протеста политическому режиму.

Политика меня никогда особо не интересовала. Внимание взрослых к перестановке каких-то дядечек в телевизоре, зачастую лысых и напоминающих маринованные грибочки, казалось мне странным. Как и обсуждение их поведения на кухне, из которого каждый раз следовало, что любой рядовой инженер честнее, умнее и банально грамотнее депутата и президента. Почему именно последние правят страной – оставалось загадкой.

Мне нравились смелые папины идеи. Например, подарить Беларусь США и сделать её 51-м штатом. Любимый им анархизм с тезисом о «власти каждого в пределах компетенции» оказался мне тогда не совсем понятен. Но по эмоциональному посылу был сделан вывод, что дело стоящее.

А сам я ощущал недовольство лишь возрастными ограничениями для желающих проявить себя в большой политике и мечтал о власти детей: ясно же что у двенадцатилетних гибче ум и на порядок больше конструктивных идей по изменению мира к лучшему, чем у заскорузлых старпёров, которые и речь-то свою выстраивают с трудом.

В общем, когда в старших классах сверстники начали вливаться в ряды оппозиции и выражать свой протест через музыку, я оказался не у дел. Ведь песенками ничего не изменить. Особенно когда живётся в целом хорошо и протестуешь просто ради идеи. Это отдалило меня от ребят-музыкантов, которые уже по полной теребили гитары в школьных коридорах и давали концерты.

Мне больше нравилась электронная танцевальная музыка, а компьютер стал единственным средством самореализации. Я начал первые несмелые музыкальные эксперименты в надежде произвести впечатление на одноклассницу, которая любила танцевать, также, как и я. Но несуразные ремиксы на «The Prodigy» и просто игры с сэмплами ни к чему не привели.

Бунтарям-гитаристам я всё-таки завидовал – мне тоже хотелось бунтовать против родителей под видом бунта против системы! Через друзей, радио и музыкальные телеканалы я узнавал о разных жанрах. Мне полюбился хеви-метал за присущий ему дух эпичности, скорости, бескомпромиссности. Правда в группах я не разбирался и случайно купил в киоске кассету с изображением металлических динамиков-подсолнухов на орбите – просто обложка понравилась, а раз металлические – значит это метал. Однако там оказался техно-альбом «Welcome to Tomorrow» группы «Snap!», уникальность, удивительную нежность и мелодичность которого я оценил лишь много лет спустя. А в те годы покупка казалась мне позорным провалом, и я спрятал кассету подальше.

В итоге благодаря радио я всё-таки разобрался, что мне нужно. И позволил себе купить кассету с двумя альбомами группы Ария: «Кровь за кровь» и «Ночь короче дня». Эти песни действовали на меня как внутривенная инъекция адреналина. Они вселяли уверенность в то, что быть одиноким, значит быть сильным и независимым; что смерть всегда идёт по пятам, а жизнь может быть наполнена высокими скоростями, яркими душевными переживаниями и масштабными событиями; сражениями с бесами внутри и толпами врагов снаружи.