Хидыр Дерьяев - Вьюга

— Ничего, сын ваш вернется! Мужайтесь…

— Да услышит аллах, ахун-ага! Молитесь за нас, грешных. Вы ведь ближе к аллаху. Садитесь, ахун-ага, сейчас чайку поставлю.

— Спасибо, не беспокойтесь. Я к вам по делу. С советом пришел, — и учитель присел на корточки рядом со старухой.

— Да будет ваш совет к добру, ахун-ага! — старушка отложила прялку в сторону и приготовилась слушать.

— Внук ваш Сердар очень одаренный мальчик. У него ясный ум, прекрасная память. Он намного обогнал всех своих сверстников. Они еще не освоили грамоты, а он уже свободно читает и пишет. А учить его отдельно я не могу. И получается, что сейчас мальчик даром тратит время в школе. А потерянное время все равно что павший от бескормицы скот или кошелек, вывалившийся из кармана.

— Да, ахун-ага, это так…

— А раз вы это понимаете, я буду продолжать. Вы знаете, Сердар с Гандымом чуть не погибли в ту ночь. Они утонули бы, будь у берега чуть поглубже…

— Ах, ахун-ага, есть тому злодеянию какая-то тайная причина. За что люди были так злы на мальчиков, что обрекли их на позорную смерть? Конечно, Сердар-джан, он немножко озорной, неслух он. При матери-то он такой был славный, такой хороший — нарадоваться не могли. А как скончалась бедняга, словно подменил кто ребенка. В школу ходить перестал: не хочу, и все! И главное — играми-то не занимается, все больше дома, подле меня сидит. Вижу, тоскует, томно ему, а на улицу не идет. Спросишь: что, мол, с тобой, — молчит. Даже иной раз страшновато делается…

— Это понятно. Вы не могли узнать, что с вашим ребенком. А сказать он не мог, потому что и сам не знал, в чем дело. Зато теперь мы знаем, что ему нужно, о чем его тоска.

— Знаете? — старушка просветлела лицом. — О чем же?

— Он по учебе тоскует. По настоящей учебе. По умным, хорошим книгам.

— Так вы бы дали ему, ахун-ага! У вас много их, книг-то…

— Книг мы найдем, бабушка. И учителей найдем. Только придется вам отдать нам своего внука.

— Берите, ахун-ага! Делайте с ним что хотите. Как говорится, бить надо — бейте, только не до костей. Лишь бы на путь наставить. Чтоб не пропал понапрасну.

— Не пропадет ваш внук. И способности его не пропадут. Значит, решено: я отвожу его в городскую школу, — и Джумаклыч встал.

— В городскую школу? Прямо сейчас? — спросила старуха, тоже поднимаясь с пола.

— Да, прямо сейчас. Я зашел только для того, чтоб получить ваше разрешение.

— Да как же?.. Да я тогда… Мне хоть попрощаться с ним…

— Прощайтесь. Вон он ждет за кибиткой.

Они вместе вышли на улицу.

— Сердар, сыночек… — Старушка дрожащей рукой погладила мальчика по голове. — Стало быть, в город решил?.. Поедешь, да?

— Поеду, бабушка.

— Да будет светлым твой путь! Да вразумит тебя всеблагой в делах твоих! Да пошлет тебе аллах достаток от дела, за которое ты возьмешься… — торопливо, словно боясь не успеть, говорила старуха. — Старайся, сынок, слушайся учителей своих…

Сердар ушел за ахуном, а бабушка долго стояла у кибитки и глядела ему вслед.

Как ни хороши были бескрайние просторы степи, они не очень привлекали внимание мальчика — ко всему этому он давно привык, зато в городе, потрясенный новизной увиденного, Сердар, казалось, был оглушен. Удивленно озираясь по сторонам, он то и дело останавливался и, приоткрыв от изумления рот, глядел то на извозчичьи пролетки, то на дома в несколько этажей, то на женщин с темными вуалетками на лицах. Особенно поражали его туфли русских женщин — как они умудряются ходить на таких каблуках? — и забавные крошечные собачки с закрученными вверх хвостами, которых женщины вели на кожаных ремешках. Так, то и дело останавливаясь, а потом вприпрыжку догоняя учителя, — очень уж страшно было Сердару потеряться в чужом месте — дошли они с Джумаклычем до белого двухэтажного дома с большими окнами.

— Ну вот мы и пришли! — сказал учитель, отворив синюю двустворчатую дверь. — Это школа, в которой ты будешь учиться.

По обе стороны длинного коридора Сердар увидел бесчисленные двери — никогда не видел он сразу столько дверей.

Ахун открыл одну из дверей, на ней написано было: «Заведующий». Навстречу ахуну поднялся из-за стола высокий светловолосый и светлолицый человек, они поздоровались, причем Сердар заметил, что заведующий очень приветливо заговорил с его учителем. Говорили они оба по-татарски, и Сердар разобрал не все. То, что речь идет об устройстве его в школу, это он понял. Когда разговор был закончен, заведующий погладил Сердара по голове и спросил по-татарски:

— Читать умеешь?

— Умею.

— Это хорошо. А как тебя зовут?

— Сердар.

— А отца твоего?

— Перман.

— Хорошо, — сказал заведующий. Записал в какую-то тетрадь имя Сердара и имя его отца и взглянул на ахуна. — Он неплохо знает татарский…

— Да, — сказал Джумаклыч. — Он учился по татарским книгам. Правда, недолго, но он очень способный… И старательный. Правда, Сердар? — ахун с улыбкой взглянул на Сердара.

Сердар молча кивнул.

— Ну вот, — сказал Джумаклыч. — Ты поступил в городскую школу. Старайся, Сердар. Учиться так же трудно, как копать иголкой колодец. Но ты парень настойчивый, умный, я уверен, что одолеешь учебу. Не скучай. Познакомишься с ребятами, узнаешь новые игры… Смотри только не очень увлекайся ими, грызи гранит науки!

Сердар вышел на улицу проводить ахуна и смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за поворотом. Прощаясь с отцом, когда тот отправлялся в пустыню, Сердар горевал меньше, чем сейчас, расставшись с учителем. На сердце у него лежал пудовый камень. Сердара уже не занимали дамы с вуалетками на лице и со смешными собачками на привязи. Все вокруг было чужое, враждебное. Ни знакомых полей, ни кибиток, ни пасущихся овец… Высокие — в два-три этажа — дома нависали со всех сторон, давили на него, мешали смотреть вдаль. Сердар вспомнил бабушку, сидящую в уголке с прялкой, вздохнул…

Кто знает, сможет ли сын пустыни привыкнуть здесь, в городе, который кажется ему похожим на тесную клетку? Еще ни разу в жизни не спал он не на своей постели. И никого он здесь не знает, никого, ни единого человека! Ребята совсем чужие, стоят, разглядывают его, а подходить не подходят. Наконец один, чернявый, кривой на один глаз, осмелился, спросил издали:

— Это кто тебя приводил — отец?

— Нет, учитель.

— Видно, что хороший человек. А ты не больно горюй — привыкнешь! Здесь тоже люди живут. А не привыкнешь, домой сбежишь! — кривой засмеялся и вместе с ребятами ушел во двор.

Сердар снова остался на улице один. Ребята ему не понравились, какие-то не такие они, совсем не похожи ни на Гандыма, ни на Хашима… Чужие. Все здесь чужое. Как захотелось вдруг Сердару увидеть своих приятелей, бабушку, даже Мереда, с которым он так часто дрался. Захотелось вдруг зареветь, громко, от всей души, как ревет разлученный с матерью верблюжонок…