Хидыр Дерьяев - Вьюга

— Зря тревожитесь, Акым-ага, ничего с вами не случится. Стихийное бедствие, скота погибло десятки тысяч, никто с вас лично спрашивать не станет. Может, даже к лучшему это… — Акым-ага удивленно взглянул на Сердара. — Я в том смысле, что, может, камень наконец с места сдвинется — думать начнут над проблемами овцеводства…

— А ты, я гляжу, и впрямь одержимый, Сердар! Беды на тебя со всех сторон, а ты знай свое: проблемы овцеводства!.. — Акым-ага покачал головой. — Давай к отцу твоему сходим, посмотрим, как он?

Только сейчас, увидев отца на белой больничной койке, Сердар впервые разглядел, как тот постарел. Настоящий яшули — старик. И борода белая. А пожалуй, это она в буран побелела, когда последний раз виделись, седина только пробивалась…

— Перман-ага! — окликнул больного молла Акым.

Перман-ага открыл глаза, увидел склонившегося над ним председателя и, ни слова не говоря, снова смежил веки. Из закрытых глаз его покатились слезы.

— Чувствуешь себя как? — громко спросил Акым-ага и присел на табуретку возле койки.

— Тяжеловато…

— Ничего, врачи вылечат! У них лекарства…

— Если б я лечиться хотел, не стал бы с обрыва бросаться… Да вот не принял всевышний мою душу, — Перман-ага поднял дрожащую руку и прикрыл ею глаза.

— Зря ты так поступил, Перман-ага! Ну, изуродовался бы, здоровье бы потерял, а овцы что — ожили бы?

— Я их не думал оживлять… Просто… Просто жить я не мог после такого…

— Дело поправимое, Перман-ага. Дадим тебе другую отару. Матки у тебя почти все двойнями ягнятся, за год новую отару выведешь!

— Новую-то вывести можно. А тех моих овечек уж не будет… Вся сгинула, вся, до последней ярочки!.. — Перман-ага прикусил губу и покрутил головой. — Закрою глаза, а они, бедняжки, так и мельтешат, так и прыгают: одна за другой, одна за другой… — старик всхлипнул и закрыл лицо одеялом.

— Пойдемте, Акым-ага! — сказал Сердар. — Чего зря рану бередить?

В коридоре председатель остановился, подумал и сказал, вопросительно взглянув на Сердара:

— Чего ж теперь? В райком, что ли, идти? Пошли, а?

— Сходите один, Акым-ага, — попросил Сердар. — Я тут побуду, подожду, как Мелевше. Да сказать по совести, и ноги не держат — третьи сутки не сплю.

Под вечер Акым-ага засиделся один в кабинете. Сегодня нужно было провести собрание, и председатель обдумывал, как сделать, чтобы поменьше было шума и всяческих разговоров. А шум вполне мог подняться, потому что неприятностей в последние дни хватало.

Горбуш-ага умел укротить любого спорщика, но старик как на грех схватил простуду, лежал весь в жару, и тащить его на собрание не было никакой возможности.

Акым-ага уже собрался идти на харман, где за отсутствием подходящих помещений проводили они общеколхозные собрания, когда в дверях показался Гандым. Акым-ага обрадовался ему не больше, чем чабан волку. Он очень хорошо понимал, что, хотя прямых улик против Гандыма нет, парень имеет прямое отношение к этой истории с Мелевше.

— Будет сегодня собрание? — поздоровавшись, спросил Гандым.

— Да, думаем провести.

— А какие вопросы?

— Поздравим с выполнением плана по хлопку, примем новые обязательства….

— А как насчет Мелевше? Насчет преступления, совершенного в нашем селе?

— Насчет Мелевше? Что ж тут говорить? Виновника в милицию посадили. Судить будут, получит по заслугам…

— А Сердар?

— Что Сердар? Сердар ничего противозаконного не совершил. Комсомольская свадьба, сватовство без калыма — соответствует политике советской власти… А что не один Пудак в деле этом замешан, это я с тобой согласен. — Акым-ага сделал паузу и выразительно поглядел на Гандыма. — Я лично не сомневаюсь, что мужика подначивали, подталкивали на преступление. Что за спиной Пудака кроется другой, действовавший исподтишка… Что ж, следствие раскроет, суд разберет. Вот так. — Акым-ага снова поглядел Гандыму в лицо.

Гандым сразу же сообразил, кого председатель имеет в виду, говоря «другой, действовавший исподтишка», и что надо переходить в атаку, иначе дело может обернуться плохо.

— А насчет гибели отары как? Тоже виноват не Сердар, а кто-то «действовавший исподтишка»?

— Ну тут особые обстоятельства… — Акым-ага беспокойно заерзал на стуле, как делал всегда, когда бывал раздражен.

При всем внутреннем напряжении этого разговора внешне он носил вполне благопристойный характер, поскольку ни один из его участников не желал раньше времени раскрывать карты. Как председатель будет держать себя по отношению к Сердару — этого Гандыму выяснить не удалось.

— Ну что ж… — сказал парень, неопределенно улыбаясь. — Продолжим разговор на собрании. Выступить ведь можно будет?

— О чем речь? Выступать и критиковать, невзирая на лица, — храбро ответил Акым-ага. Но в самый последний момент что-то дрогнуло в его голосе, и Гандым понял, что председатель до смерти боится каких бы то ни было выступлений на сегодняшнем собрании.

С тяжелым сердцем шел Акым-ага на харман проводить собрание. Очень его беспокоило, что за шутку выкинет сегодня Гандым — какой подарок приготовил ему этот пройдоха, — уж больно он навострился на собраниях выступать. Акым-ага подумал, что неплохо было бы, пожалуй, самому сказать о Мелевше — предупредить его хитрый ход.

На хармане председателя уже ждали. Почти все управились с делами, только несколько человек еще не успели взвесить свой хлопок.

Все быстренько закончили, и Акым-ага начал речь. Поздравив собравшихся с выполнением плана по хлопку, сообщив о предстоящем празднике урожая, который впервые будет в этом году проводиться в селе, Акым-ага напомнил, что в полях еще много нераскрывшихся коробочек, и теперь, когда погода снова установилась, надо будет, не снижая темпов, по-ударному заняться сбором. Он назвал имена передовых сборщиц, поблагодарил их, а потом сказал так:

— К великому нашему сожалению, товарищи, Мелевше, которую мы каждый год называем в числе лучших наших сборщиц, нет сейчас с нами, товарищи! Рука злодея подкосила ее. Но ничего, товарищи, ей уже намного лучше, и, как только врачи разрешат, мы отвезем в город девушек — ее подружек, чтобы навестили, повеселили больную, передали ей наш привет и лучшие наши пожелания. А теперь, товарищи, давайте поговорим об ударных обязательствах, которые мы с вами должны взять на будущий год…

Собрание уже благополучно шло к концу, как вдруг на вопрос председательствующего: «Есть еще желающие высказаться?» — Гандым поднял руку.

— Товарищи! — начал он. — Конечно, мы выполнили план, и это большая наша победа. Повышенные обязательства мы приняли, и выполним их с честью. И праздник урожая, о котором говорил наш уважаемый товарищ председатель, это прекрасное начинание, и его можно только приветствовать. Все новое, что приносит пользу народу, необходимо поддерживать, товарищи! Но, товарищи, постарайтесь правильно понять меня — с введением некоторых новшеств надо быть поосмотрительней, спешить нельзя. Калым — пережиток проклятого прошлого, и я полностью против него, а вот насчет комсомольской свадьбы, тут, товарищи, надо действовать осторожно. Иначе вместо скачка вперед может получиться прыжок в пропасть. Так оно уже и получилось. Наша передовая сборщица и ударница стала жертвой такой вот неосмотрительности, торопливого, необдуманного отношения к делу. — Гандым откинул назад волосы, сделал вид, словно отыскивает кого-то в толпе, и воскликнул со слезой в голосе: — Где Мелевше? Где лучшая сборщица колхоза? Ее нет среди нас, товарищи, она принесена в жертву поспешности и необдуманности…