Джошуа Феррис - И не осталось никого

Когда она вошла, оборвав на полуслове Криса Йопа, в руках у нее была пачка вводных документов только-только из ксерокса, и за ней тянулся запах тонера. Не сказав ни слова, Линн положила пачку на стол и принялась ее разбирать. Она послюнявила большой и указательный пальцы, потом скрепила степлером несколько подобранных листочков и передала их Джо, который сидел справа от нее. Джо передал листочки дальше направо, и в конечном счете они оказались у Карен Ву, сидевшей с самого края. Линн разбирала листочки несколько минут, потом прервалась, чтобы снять кожаные туфельки.

— Почему у меня такое ощущение, будто я пришла на похороны? — спросила она наконец, обведя нас взглядом. Никто не ответил. — Надеюсь, я не знаю покойного, — добавила Линн, продолжая перебирать листочки и скреплять их степлером.

Наша информация поступала из надежных источников, но это были только самые общие сведения. Операция назначена на следующий день. Опухоль поразила ее грудную клетку. Ей предстояла полная ампутация молочной железы. Нас интересовало, страшно ли ей, нравятся ли ей доктора, каковы шансы на полное выздоровление? Но она пока ни с кем из нас и словом об этом не перемолвилась, и мы не знали, в каком душевном состоянии она пребывает. Странно было, конечно, что она пришла на работу в день перед операцией. Мы думали, что ей стоило бы выстроить приоритеты. Правда, никто из нас тоже не выстраивал приоритетов. Все и каждый пребывали в заблуждении, будто вся система в один прекрасный день провалится прямо в ад и без нашего ежедневного в этом участия. И потому бог его знает, что собой представляла эта фантазия о выстраивании приоритетов, эта мечта, которая никогда не могла быть реализована. И потом, что еще ей оставалось делать, если не держаться. Приходилось думать, что, погружаясь в работу, она не позволяет призраку смерти отвлекать ее от рутины жизни, которая для человека с таким диагнозом может быть и утешением, и оружием. Линн поступила совершенно правильно, придя на работу в день перед операцией. А может, ей стоило остаться дома, заказать доставку на дом всего, что нужно, и играть со своими котами на диване. Решать это было не нам.

Не сказав ни слова о присутствии среди нас Криса Йопа, Линн раздала всем вводные документы. Получил экземпляр и Крис. Неужели он, теперь уже уволенный, собирался высидеть все совещание? Линн сняла жакет, повесила на спинку кресла, села и сказала:

— Ну что — начнем наши похороны?

Она принялась читать документ. Когда мы перевернули листок, перевернул его и Йоп. Сосредоточиться на чем-то ином было невозможно. Линн читала документ, Йоп читал документ, а ведь один из них только что уволил другого, но вот теперь оба сидели и делали вид, будто ничего такого и не случилось. Мы решили, что она, наверно, не заметила его. Мы решили, что ее мысли были заняты другим.

Оказалось, что речь идет о благотворительном проекте по предупреждению рака груди на ранней стадии. Агентство бесплатно предоставляло наши услуги для акции по привлечению средств, спонсируемой Ассоциацией по предупреждению рака груди. Линн, читая документ, объяснила, что наша задача состоит в том, чтобы привлечь внимание к этой акции и инициировать пожертвования по всей стране. Мы должны были давать рекламу в журналах, распространяемых по всей стране, и на задниках упаковок для воздушных хлопьев.

Нам оставалось только недоумевать по поводу такого странного совпадения. Мы думали, что Линн в конечном итоге скажет нам что-нибудь о своем диагнозе. Мы внимательно наблюдали за ней, но она ни на йоту не отклонилась от чтения документа. Судя по ее поведению, этот проект ничем не отличался от всех остальных. Мы переглядывались, потом вновь возвращались к документу. Закончив читать, она сказала несколько не имеющих отношения к делу слов, а потом спросила, нет ли у нас вопросов. Мы ей сказали, что проект, похоже, великолепный, и спросили, каким образом мы оказались его участниками.

— Так я же знаю председателя комитета, — ответила Линн. — Я вот уже два года говорила «нет», а теперь у меня просто не осталось сил им отказывать. — Она пожала плечами. Заметив что-то уголком взгляда, повернула голову и сняла ниточку с рукава шелковой блузки. — Есть еще вопросы?

Никто не ответил.

— Ну, тогда все, — сказала она. — Похороны закончились.

И мы все встали и вышли из ее кабинета. Йоп уже был почти в коридоре, когда она окликнула его.

— Крис, — сказала она, — можно вас на пару слов?

— Джо, — добавила она, — когда выйдете, закройте, пожалуйста, за собой дверь.

Йоп повернулся, понурый и неуверенный. Линн встала, чтобы закрыть жалюзи, а Йоп вошел к ней в кабинет. Дверь закрылась, и они исчезли из виду.

Мы направились в свои кабинеты и боксы, чтобы сразу же выйти, собраться небольшими группками в дверях и в принтерных комнатах и обсудить порученный нам почти сюрреалистический проект. На совещании Линн попросила нас представить, что бы мы почувствовали, если б узнали, что кому-то из наших близких — жене, матери — поставили такой диагноз. Это для того, чтобы мы могли по-настоящему проникнуться сочувствием к больным раком и создать более эффективную рекламу. Дело-то в том, что ей поставили этот самый диагноз. Так ей и карты в руки — именно она могла помочь нам проникнуться проблемой, чтобы мы создавали более эффективную рекламу. Но она не сказала нам ни слова. Все знали, что она человек замкнутый. А у нас была репутация сплетников. Мы вовсе не ждали, что она вдруг встанет и заявит: у меня, мол, рак. Но Линн ведь опытный маркетолог, и в этом смысле нам казалось странноватым, что она, несмотря на всю свою замкнутость, все же не доверилась нам, чтобы мы могли полнее осознать ужас диагноза и кошмар лечения, если для создания хорошей рекламы понимание таких вещей было необходимо. Мы не знали, стоит ли верить, что она совершенно случайно знала председателя комитета, который несколько лет доставал ее, пока она не согласилась пожертвовать нашим временем.

Линн как никто другой разбиралась в подковерных махинациях бизнеса. В 1997-м она поссорилась с Роджером Хайноутом. Он ушел, и после этого наша жизнь коренным образом улучшилась. Главное правило рекламы требовало: информация должна быть настолько простой, чтобы ее мог воспринять восьмиклассник. У наставницы Линн Мейсон, знаменитой Мэри Уэллс [30] Мэри Уэллс Лоренс (1928) — одна из основоположниц современной рекламы. , учителем был знаменитый Бернбах [31] Уильям Бернбах (1911–1982) — легендарная фигура в истории американской рекламы, автор многих знаменитых рекламных проектов. , а Бернбах однажды сказал: «Правильно говорят, что в Америке преобладает ментальность двенадцатилетнего ребенка. Такая ментальность есть и у каждого шестилетнего». Как Уэллс и Бернбах, Линн уважала американский интеллект, и из этого получилось много чего хорошего: кампания говорящей ламы, парнишка Герпес. Ну да, именно она прогуливала всех на испанский манер по коридору, но никого из нас она по-испански еще не прогуляла — различие существенное.