Джошуа Феррис - И не осталось никого

Мы попросили Бенни закончить его историю. Он продолжил с того места, где остановился.

Карл и его жена, сбросив звонки с мобильников, долго молча сидели в машине. Наконец Мэрилин повернулась к нему и с нежной, требовательной настойчивостью сказала: «Тебе нужна помощь, Карл».

Карл решительно покачал головой: «Не нужна мне никакая помощь».

«Тебе нужна медицинская помощь, — настаивала его жена, — а ты не хочешь это признавать и из-за этого губишь наш брак».

«Нет у меня никакой депрессии», — возразил Карл.

«Да тебя можно студентам показывать как классический пример депрессии, — гнула свое Мэрилин, — и тебе просто необходимо лекарство…»

«Откуда тебе это известно? — спросил он, обрывая жену. Карл наконец повернулся и уставился на нее со свирепым и несчастным выражением лица. — Ведь ты, Мэрилин, не психиатр, а? Не можешь же ты знать все разделы медицины! Так ведь, а? Так ведь?!»

«Раковые больные, Карл, — сказала она с растущим раздражением в голосе, — не самые счастливые люди на земле, веришь ты этому или нет. Я очень многим моим пациентам рекомендую антидепрессанты. Если у человека депрессия, то я это прекрасно вижу — я знаю симптомы, я знаю, какой вред это может принести семье…»

Карл позволил Мэрилин закончить тираду. В этот момент улицу переходила Джанин Горджанк, направлявшаяся на работу. Он вдруг решил, что именно так должна выглядеть женщина-мать. Некрасивая, но и не уродливая. Широкобедрая, но не толстая. Личико пухленькое, но с девичьей привлекательностью, которая у кого-нибудь вполне могла вызвать безумное желание пригласить ее на школьную вечеринку. Ребенок, подумал Карл, не есть единственное следствие деторождения. В этом процессе рождается и мать. Вы видите их каждый день — сексапильные женщины с небольшим животиком и чуть наметившимся двойным подбородком. Вечно сорокалетние. У вас возникает ощущение, что это чья-то мать. Где-то есть ребенок, сделавший эту женщину матерью, а она ради ребенка изменила внешность, чтобы лучше играть эту роль. Карл был отделен от Джанин корпусом машины, а потому мог смотреть на нее, не испытывая потребности вскочить и убежать, и словно бы увидел ее в первый раз за много месяцев, а может быть, и лет.

«Карл? — услышал он голос Мэрилин. — Карл?»

«Мэрилин, — сказал он. — Ты видишь эту женщину? Эту женщину в помятой блузке. Она ведь похожа на мать, правда?»

Мэрилин проследила за направлением его взгляда.

«Это Джанин Горджанк, — объяснил он. — Это та женщина, о которой я тебе говорил. У нее убили дочь. Ты помнишь? Ее похитили. Я тебе о ней рассказывал. Я ходил на похороны».

«Я помню».

«Она воняет», — сказал Карл.

«Воняет?»

«От нее исходит какой-то запах — я не знаю какой. Это случается не каждый день. Но иногда я думаю, она просто махнула на себя рукой. Она то ли душ не принимает, то ли что».

Он проводил ее взглядом. Джанин вошла в здание. Мэрилин смотрела на мужа, а не на Джанин. Она слушала, пытаясь понять.

«Мэрилин, — сказал Карл. — Я ненавижу эту женщину из-за ее запаха».

«Ты когда-нибудь пытался поговорить с ней об этом?»

«Но себя я ненавижу еще больше, — продолжил он, расстегивая рубашку, — за то, что ненавижу ее. Ты можешь себе представить, что она пережила?»

«Карл, — удивилась Мэрилин, — ты что делаешь?»

«Похищение, — продолжал он, не обращая на нее внимания, — потом это ожидание, это жуткое ожидание».

«Что ты делаешь?» — воскликнула она.

«А потом нашли тело. Мэрилин, ты можешь себе представить — нашли тело!»

К этому моменту Карл уже был гол по пояс — снял рубашку и майку через голову.

«Я сегодня не хочу на работу», — заявил он, поворачиваясь к жене.

Он дышал, оголив покрытый жидкой растительностью, отливающий белизной живот.

Рассказывая нам об этом, Бенни заметил, что Карл позднее Заявил ему: он надеялся, что мимо будет проходить Линн Мейсон, увидит его в таком непривлекательном виде и из принципа прогуляет по-испански.

«Оденься!» — закричала Мэрилин.

«Я не хочу быть человеком, ненавидящим Джанин Горджанк, — заявил он, — Если я пойду на работу, то начну ее ненавидеть, потому что почую этот запах. Я не хочу чуять ее запах. Если я его чую, я начинаю ее ненавидеть, а я не хочу быть таким человеком. Тебе придется отвезти меня домой».

«Ты что — совсем спятил?» — спросила жена, глядя, как Карл стаскивает с себя кроссовки, расстегивает джинсы и стягивает их вниз.

Он сидел на переднем сиденье в одних трусах.

«Я устал, — сказал он, поворачиваясь к Мэрилин. — В этом-то все и дело. Если ты вынудишь меня идти на работу, я так и пойду».

«Так? — завопила она. — Нет… — Жена покачала головой и рассмеялась. — Меня этим не напугаешь, Карл».

«Я очень устал», — повторил он.

«Карл, оденься, — сказала Мэрилин, — и иди на работу, а я сегодня запишу тебя на прием к очень хорошему психиатру».

«Я не оденусь, пока ты не отвезешь меня домой».

«Карл, мне через десять минут нужно быть в операционной! — закричала она. — Я не могу отвезти тебя домой!»

«Не заставляй меня выходить. Пожалуйста, не заставляй меня выходить, Мэрилин».

— Да, Джим, еще одно…

Мы подняли головы и увидели Джо Поупа — его голова снова появились над перегородкой в боксе Джима Джеккерса. Бенни замолчал, Джим повернулся, Амбер Людвиг испуганно вздрогнула, а Марсия Двайер воспользовалась этой возможностью, чтобы взять свою бутылочку с диетической колой и выйти. Те немногие из нас, кто остался в боксе, слушали, как Джо сообщает Джиму, что только что был у Линн Мейсон. Они обсуждали макеты, ожидаемые сегодня позднее, и у них родились кое-какие соображения — внести изменения в одно, в другое… И когда мы услышали это, то стали один за другим подниматься и выходить, так как знали, что стоит за всеми изменениями Джо Поупа — больше работы. Последние из нас, уходя, услышали, как Джо говорит:

— Извините, Джим, что перебиваю… может, я не вовремя?

А Джим ответил:

— Да нет, Джо, что вы, как раз вовремя. Заходите, садитесь.

Позднее в этот день по офису, как пожар, пронеслось: Джо Поуп получил второе повышение.

Джо стал нашим новым Роджером Хайноутом. У него было необычное чувство моды, которое не вполне совпадало с сезонными колебаниями, и мы задавались вопросом: откуда оно у него? Какие журналы он читал? На следующий год мы, все как один, носили одежду из жесткой джинсовой ткани, но к тому времени это уже практически не имело значения. Целый год Джо выглядел идиотом.

«Ну, каков видик, — спросили мы у Женевьевы, — у Джо Поупа?»

Нет, ему серьезно не хватало одного дюйма. Он превратил нашу жизнь в настоящий ад. И он всегда был ужасно неловок. Ну, как это объяснить? Он вызывал чувство неловкости, ничуть не похожее на то, что вызывал Джим Джеккерс. В коридоре Джим приветствовал всех, говоря: «Что слышно, чмо?» Как-то раз, проходя мимо Линн Мейсон, он набрался наглости задать этот вопрос ей. Такое поведение свойственно людям, неуверенным в себе. Как-то раз мы все пошли на вечеринку, и Джим принес с собой собственную коробку с вином. А еще он открыто говорил о своем желудке, называя его «мистер Ж.».