Джошуа Феррис - И не осталось никого

«Вся история легко сводится к биографиям нескольких отважных и серьезных личностей» [55] Из эссе Эмерсона «О самодостаточности». , — цитировал Том в е-мейле, который в прошлую пятницу в три часа дня был разослан всем сотрудникам.

«Барбара, ты можешь смеяться, — так завершалось послание, — но я стану одним из этих людей».

Барбара позвонила Линн, чтобы выяснить: может быть, кто-то еще получил весточку от Тома.

— И наверно, чтобы, так сказать, вас предупредить, — добавила Барбара. — Мне вовсе не нравится так говорить, потому что я о нем плохо никогда не думала. Но тут он появляется в доме с бейсбольной битой и крушит все подряд. После этого, естественно, начинаешь думать, что ты никогда по-настоящему не знала этого человека. Я не знаю его, я не знаю, на что он способен, и, откровенно говоря, не хочу тут задерживаться, чтобы выяснять.

— Не могу сказать, что я вас за это порицаю, — ответила Линн.

— Так вот, я звоню, чтобы сказать: я пыталась связаться с ним, ну, чтобы убедиться… вы меня понимаете. Но… и я не хочу, чтобы вы думали, что он сделает что-то… неожиданное. Я просто подумала, что должна дать вам знать о том, что происходит.

— Я вас благодарю за этот звонок, — сказала Линн.

Линн повесила трубку и вызвала Майка Борошански, поляка из Саутсайда, который отвечал за безопасность в здании. Майк оповестил охрану о возможном развитии ситуации. Они приклеили фотографию Тома к столу охранника у входа, и в течение дня друг Бенни Роланд сравнивал ее с физиономиями людей, входящих через вращающуюся дверь, то же самое делал и другой охранник во второй половине дня.

Только мы и знали, чего можно ждать. Том Мота не собирался делать никаких глупостей. Он спятил, но он не спятил. Мы не могли поверить, что они так озабочены. Дать охране фотографию Тома? Все прекрасно понимали, что это чистой воды шизофрения.

Все, кроме Амбер Людвиг, которая с присущей ей ажиотацией вспоминала Тома Моту после двух порций мартини за обедом. Редко кто-нибудь из нас пил мартини за обедом. Смотреть, как Том пьет сразу две порции, было чистым наслаждением.

«Что случилось с Америкой? — спрашивал он и делал паузу. — Эй, я тут, кажется, вещаю!»

Нам приходилось прекращать разговоры и переключать внимание на него.

«Что случилось с Америкой, — продолжал Том, — если ланч с двумя мартини был заменен этим, этим… — Он с отвращением оглядывался, тряся бульдожьей головой. — Этим сборищем гомосеков, разодетых в хаки и все как один попивающих холодный чай? А? — спрашивал он. — Что случилось?»

Ему искренне хотелось знать.

«Разве “Дженерал моторс”,— продолжал он, осторожно, чтобы не расплескать, поднимая вверх новую порцию мартини. — “Ай-би-эм” и Мэдисон-авеню [56] Мэдисон-авеню (Нью-Йорк) является символом рекламного бизнеса, здесь размешаются основные рекламные агентства Америки, а также штаб-квартиры компаний «Дженерал моторе» и «Ай-би-эм». не распространили послевоенную американскую мощь на обед с двумя мартини?»

Это было только начало его пьяной речи.

«Ваше здоровье, — сказал он. — За ваших докеров и ваших форточников».

Том потянулся к стакану полными, пухлыми губами, одновременно стараясь сдержать дрожь в руке.

Вернувшись в офис, мы в эти тупые часы от двух до пяти никогда не знали, чего можно ждать от него. Иногда Том дремал в кабинке туалета. Иногда он, сняв туфли, в носках залезал на стол и вынимал из потолка панели дневного света. Проходя, мы спрашивали, что он там делает.

«Идите в жопу — занимайтесь своими делами», — предлагал Том.

Это всегда звучало ни чуточки не грубо. Но, на наш взгляд, это не походило на поведение сумасшедшего. Том был бесконечно несчастным человеком, который сходил с ума, угодив в ловушку, расставленную жизнью, агрессивным и нуждающимся в освобождении, что в конечном счете и служило причиной для обедов с двумя мартини. Мы много времени проводили в разговорах о том, как работа и развод превращают Тома Моту в алкоголика.

Неизменной темой для разговоров были алкоголики — кто начинает спиваться, кто без алкоголя жить не может, кто конченый пьяница. Еще одна тема — кто кого трахает. Все знали, что Амбер Людвиг трахается с Ларри Новотны. Амбер хотела, чтобы мы прекратили болтать об этом. Но разве это вранье? Если так, то мы согласны закрыть эту тему. Ну? Амбер? Нуль реакции. Ну а о чем же тогда? О том, что трахаешься с Ларри, нельзя, а если ты только что попросила нас не говорить о Джо Поупе, то о чем мы должны говорить? В конечном счете, все это безумие строится на демократических принципах. Слово предоставляется тебе. Скажи еще раз, что ты здесь не чувствуешь себя в безопасности, что от Тома Моты у тебя всегда мурашки по коже, а то, что мы называем шалостями и низкой комедией, ты зовешь адским психозом. Амбер?

— Я этой ночью старалась уснуть, — прошептала она. — Но меня не отпускало беспокойство.

Мы в сотый раз попытались сказать ей, что он не вернется. Она посмотрела на нас, как Марсия, словно обладала способностью Марсии мерить нас уничижительным взглядом, дающим понять, какие мы маленькие и смешные. Когда это делала Амбер, взгляд ее обращался внутрь и рассказывал кое-что о ней самой — о том, что она чувствует себя непонятой, а потому обиженной.

— О чем вы говорите? — спросила она. — Неужели вы опять о Томе Моте? Как вы можете говорить о Томе Моте в такое время?

А о ком хочет говорить она?

— О ком еще? — вопросила Амбер. — О ком еще я могу говорить в такой момент?

Пора было вставать, возвращаться к столам и попытаться настичь Карен в гонке за лучшую концепцию, но почему-то никто не шелохнулся.

— Вы можете себе представить, что она сейчас в операционной? — спросила нас Амбер. — Я хочу сказать — вот в эту самую минуту. Кто-нибудь знает, на какое время назначена операция?

— Не думаю, что кто-то это знает, — откликнулась Женевьева.

— Прошлой ночью, — продолжала Амбер, — не знаю почему, но я пыталась представить себе, есть ли у нее любовник.

— А вот об этом я кое-что знаю, — заявила Женевьева.

Амбер вздрогнула.

— Что? Что ты знаешь?

— Что она встречалась с одним адвокатом.

— Откуда тебе это известно? Она тебе сказала?

— Нет-нет. Я видела их в ресторане, когда была там с мужем. Он знает этого парня. Они были адвокатами сторон в одном процессе.

— Ты видела их в ресторане? — заинтересовалась Амбер. — И как он выглядит?

— Он такой коренастый, если не ошибаюсь. Но не толстый. Сексуальный — производил такое впечатление. Мне они показались привлекательной парой.

— Ну и что случилось? Они до сих пор вместе?

— Понятия не имею. Я видела их только один раз в ресторане.

Последовало молчание. Вполне очевидно, все мы спрашивали себя: что делала Линн Мейсон, придя домой вчера вечером. Смотрела ли она телевизор или сочла это занятие бесполезной тратой времени? Какие у нее увлечения? Или она пожертвовала всеми своими увлечениями ради карьеры? Делала ли она зарядку? Сидела ли она на строгой диете? Были ли у нее в семье больные раком? Что у нее за семья? Кто были ее друзья? Что у нее с этим юристом? Что она чувствовала на пятом десятке, так и не выйдя ни разу замуж?