Эдуард Пашнев - В году тринадцать месяцев

На лестничной площадке стоял Анатолий Белов с коробкой торта. Он сделал страшное лицо и попросил:

— Спрячь меня.

Татьяна запахнула халатик.

— От кого?

— За мной гонятся.

— Кто?

— Кира с тапочками.

— С какими тапочками?

— В которых перед телевизором надо сидеть.

Сняв пальто и спрятав в карман пиджака очки, Анатолий весело рассказывал, как было дело. Он выбил два чека: в гастрономический отдел и в кондитерский, Кира пошла брать вино, а он торт. И вдруг внутренний голос ему подсказал: «Анатолий, не пора ли тебе сбежать? А если пора, то не делай из этого трагедии, а делай юмор…»

— Жалко только, что она пошла за вином, а я за тортом, — засмеялся он, — надо бы наоборот. Но ведь я не знал, что осмелюсь прийти сюда.

В глазах его еще блестели искорки смеха, но он говорил уже серьезно.

— Я не ожидала, что ты придешь, — растерянно сказала Татьяна.

— Я и сам не ожидал.

— Тебе не следовало…

— Почему?

— Я не знаю. И что мне делать с тобой — не знаю.

— Чай пить со мной, что ж еще делать? Не пропадать же торту?

— Но у меня и чайника нет. Старый распаялся, нового еще не купила.

Она беспомощно улыбнулась, и на его губах заиграла ответная улыбка, готовая в любую секунду разразиться безмятежным смехом, если она только этого захочет и не будет делать трагедии из простых человеческих отношений.

— Ну, чего ты улыбаешься, победитель? — спросила Татьяна.

Он взял ее за руки.

— Ага, сдаешься?

Резко зазвонил телефон. Татьяна посмотрела на гостя, на аппарат, взяла трубку.

— Слушаю.

Звонила Кира.

— Иду, — сообщила она.

— Куда?

— К тебе.

— Зачем?

— Но ты же звонила, — Кира была удивлена, — сказала, что прочитала.

Татьяна повернулась вполоборота к Анатолию, чтобы он по глазам не догадался, что она разговаривает с Кирой.

— Не надо.

— Что не надо? Приходить?

В голосе Киры чувствовалось раздражение.

— Да.

— Ты не одна?

— Да.

— С Николаем?

— Нет.

— А с кем?

«А почему я должна скрывать, — подумала Татьяна, — пусть отгадает, если сумеет».

— Ты ужаснешься.

— Неужели с Морковкиным?

— Нет.

— С Юркой-виолончелистом?

— Нет.

И она тоже верит во всех этих Морковкиных, подруга называется! А у нее никого не было, кроме Николая, никого. Да и Николая не было. Это только казалось, что он был, а на самом деле его тоже не было.

Киру подстегивало раздраженное любопытство.

— На какую букву? — спросила она. — Начинаю по алфавиту: «А»?

— Да.

— На букву А?!

— Да.

— Анатолий?

— Да, — сказала Татьяна.

— С каким Анатолием? Я знаю только одного Анатолия. — Голос ее все еще был достаточно спокоен. — С Анатолием Беловым?

— Я говорила, что ты ужаснешься…

Телефон захлебнулся гудками: Кира положила трубку. Анатолий стоял спиной к Татьяне, разглядывая полочку с книгами.

— Кто это звонил? — опросил он.

— Подруга… Пожелала спокойной ночи.

— Из твоего разговора с подругой я понял, что ты знаешь только слово «да» и не знаешь слова «нет».

— Да, — грустно сказала Татьяна.

По его голосу она не поняла: догадался он, что она говорила с Кирой, или не догадался?

— Ну, Толя, — вздохнула она, — выкладывай начистоту, какие у тебя появились основания прийти ко мне. Ты ведь не просто так пришел?

— Нет.

— Что-нибудь изменилось в твоей философии?

— Дай твою ладошку.

Татьяна протянула ему руки.

— Выбирай любую.

— Тогда я возьму обе.

Он забрал обе ладошки, сложил их вместе. Татьяна молчала, грустно глядя на руки.

— Ты все тот же. — Она отвернулась, взгляд ее упал на календарь, висящий над диваном-кроватью, она оторвала один листочек.

— Таня!

— Ну что? Как говорится, свечей не надо, горят неоновые огни, так, что ли?

Анатолий подошел к ней совсем близко, хотел что-то сказать, но только застегнул на ее халатике верхнюю пуговицу и вышел.

Татьяна поправила статуэтку Дон Кихота на тумбочке, пробормотала смущенно;

— Ушел… Оставил меня одну с Дон Кихотом… Ты ведь настоящий мужчина из Ламанчи? Вынимай шпагу и коли каждого, кто попытается проникнуть ко мне…

Взбила подушку, но лечь не успела: зазвонил телефон.

— Да, — ответила Татьяна на всякий случай бесстрастным голосом.

— Потаскушка ты, Танька.

До сознания не сразу дошло, что это говорит Кира. Облаяла, но трубку не бросает, ждет ответа.

— Ты так считаешь?

— Все! — обрезала Кира.

Нет, не все. Татьяна со злостью рванула диск, словно сам телефон ее оскорбил.

— Зяброва, я хочу у тебя спросить, ты знаешь, что значит это слово?

— Знаю.

— В словаре Даля смотрела?

— Не понимаю, зачем ты оправдываешься?

Чувствуя, что вот-вот не выдержит и расплачется, Татьяна медленно проговорила:

— Я не оправдываюсь, а хочу тебя немножко просветить… «Потаскушка» — это женщина, которая потоскует, потоскует, а потом ложится спать одна.

— Алло!

— Иди к черту!

Телефон тут же зазвонил. Татьяна накрыла его подушкой и даже придушила немножко, чтоб замолчал. Но придушенный голос телефона еще долго не давал ей спать.

Татьяна очень часто думала об Анатолии. Думала о нем, а вечерами, когда становилось тоскливо одной, звонила Николаю.

Вот и сейчас. К телефону подошла какая-то женщина с писклявым голосом, наверное сестра. Татьяна молчала и думала: повесить трубку, что ли, и набрать номер еще минут через пять? На том конце заволновались:

— Алло! Алло! Алло!

— Репина можно к телефону? — спокойно спросила Татьяна.

— Какого Репина?

— Ну, не Илью Ефимовича, разумеется…

— У нас нет никакого Репина.

— Ну, тогда Николая Семеныча, художника драматического театра, пожалуйста, будьте любезны, позовите к телефону, — «Черт бы вас побрал», — добавила она про себя.

— Кто просит?

«Железная женщина», — подумала Татьяна и решила ей не уступать.

— А кто со мной говорит?

— Кто просит Николая?

За такую настойчивость памятники можно ставить. Все равно ты, голубушка, так просто ничего не узнаешь.

— А кто со мной говорит?

— Сестра Николая. Вас это устраивает?

— Вполне.

— Ну, кто же просит Николая?

— Любовница Николая.

— Что-о-о? Мама!!

«Мама», — передразнила трубку Татьяна. До сорока лет все кричит «мама, мама». А что делать тем, у кого нет мамы? Ладно, пусть берет трубку, поговорим и с мамой. Но к телефону подошел Николай.

— Алло? Что ты ей сказала?

— Что ты мой любовник.

— Зачем?

«Ух, как разъярился, — с удивлением подумала Татьяна. — Задела его целомудренную сестричку, старую деву».

— Зачем? Не понимаю, чего ты стесняешься? Я твоя любовница, и твоя дорогая сестричка прекрасно знает об этом. И вообще, и в театре, везде. У нас же с тобой вполне официальная связь.