Валентина Ad - Покаяние (СИ)

Но в этот раз ей с трудом давались молитвы, мирские мысли настойчиво старались взять верх над всем божественным в ее душе. Фаина все время возвращалась к разговору с Анастасией и к ее интересным взглядам на жизнь. Она никак не могла взять в толк как Господь, служить которому она намерена до конца дней своих, одним дает все, а у других отнимает даже самое необходимое? Решение нашлось само - она обязательно станет ежедневно вымаливать у Отца небесного все для всех в равной мере!

***

Когда делаешь шаг навстречу Господу, ты автоматически обязуешься беспрекословно, с богом в сердце, делать все, что тебе велят старшие сестры. Любая работа в монастыре называется послушанием, начиная с мытья полов и заканчивая выпечкой хлеба. В монастыре кроме монахинь выполнять ее некому. Здесь нет уборщиц, кухарок и доярок. Здесь есть послушницы и трудницы, которые обязаны уметь делать все и даже больше.

Ежедневный труд нисколько не пугал Фаину, так же как и степень послушания. С тринадцати лет она привыкла и к одному и ко второму. Это то, немногое, за что она благодарна интернату. Несколько лет школьного режима из нее сделали отличную послушницу. Тогда, она и подумать не могла, что когда-то суровое интернатовское воспитание сослужит ей добрую службу. Ночами напролет в переполненной комнате общежития, Фаина взывала к Господу, чтобы он поскорее сделал ее взрослой и избавил от жизни впроголодь, от бесконечных уборок городских парков и школьной территории, от вечного рабства на школьных огородах. Сейчас она согласна недоедать, недосыпать, и много трудиться, только бы позабыть эту свою «взрослую» жизнь, будто и не было ничего. Сейчас ее молитвы именно о том, чтобы в памяти стерлось все, кроме детства.

«Кто намеревается вступить в подвиг и желает спасения, тот готов возлюбить все трудности подвига, как бы ни были они велики и многочисленны. Преподобный Исидор Пелусиот (V век)».

***

- Вот еще, я не стану мыть полы! – донеслось из коридора. – Я не за этим сюда пришла.

- Сюда не приходят за чем-то, сюда идут для чего-то.

Фаина, прилежно чистя картошку, с легкостью определила принадлежность сестринских голосов. Возмущалась сестра Анастасия, а спокойным добрым голосом пыталась вразумить ее матушка Алевтина.

Дверь на кухню распахнулась и в нее влетела сестра Анастасия, а следом не спеша вошла и матушка Алевтина.

- Я сказала, что не буду ничего драить! Хватит с меня! – Анастасия эмоционально жестикулировала, а из маленького симпатичного рта, слюна вылетала словно из Ниагарского водопада. – Если «для чего-то», то я вам скажу для чего. Мне нужен всего год, чтобы доказать маман свою самодостаточность и независимость от ее денег. Мне всего-то и нужно, чтобы она, наконец, поняла, что я не очередная ее марионетка! Я и без нее могу прожить! Я не инфантильная взбалмошная глупая и ленивая девчонка, я, прежде всего, личность!

Слушать, как Анастасия противоречила собственным словам действиями, было интересно, но уже привычно. Фаина, улыбнувшись в душе, молча продолжила заниматься делом, как и все остальные.

- Сестра Анастасия, дом Господний не место что-либо кому-либо доказывать. Сюда приходят сестры, которым больше некуда идти, ибо познали они глубокое разочарование в мирской жизни. Либо наоборот еще за нашими стенами почувствовали они душевную потребность всецело служить Отцу нашему небесному. К нам приходят за помощью, а не селятся, словно в гостиницу. Мы все здесь на равных и никто не должен гнушаться любых послушаний, ибо делаем мы это не для кого-то, а для себя. «Трудящийся трудится для себя, потому что понуждает его к тому рот его». (Притчи 16:26) Зачем сестре Марие печь несколько лишних пирожков, чтобы насытить тебя? Зачем сестре Лукерье горбиться над очередной банкой варенья, чтобы зимой им лакомилась та, что все лето отлынивала от послушаний? Почему сестра Фаина исправно исполняет свои послушания, а сестра Анастасия палец о палец не ударив будет есть хлеб насущный?

- Потому что она дура! – выпалила Анастасия. – А издеваться надо мной вы не имеете права!

С этими словами у добродушной матушки Алевтины приоткрылся рот, а на лице выступил румянец. Матушка служила в Иулианиевском монастыре не один десяток лет и, начав с усердных послушаний на кухне, так здесь и осталась. В миру она была поваром, а в монастыре дослужилась до шеф-повара и администратора в одном лице – трапезницы. Она с любовью исполняла свой долг и вкладывала всю душу в работу. За ее искренность во всем, чем бы она ни занималась и что бы ни говорила, в монастырских стенах ее называли ангелом. Многим послушницам довериться в разговоре матушке Алевтине было проще, чем на исповеди у батюшки. Все сестры знали – матушка Алевтина не стала монахиней, она ею родилась, просто не в том месте и долго искала путь домой.

- Отец наш, прости дочь твою Анастасию, ибо не ведает она что говорит. Господи, прости дитя свое неразумное. – Матушка принялась креститься, а губы то и дело взывали к Господу.

- Настя, это перебор! – не выдержала Фаина и, отложив в сторону наполовину очищенную картошку, вступила в бой.

- Ох, ничего себе! – От неожиданности у Анастасии приоткрылся рот. – Посмотрите-ка кто заговорил, праведница наша! А где ваши манеры, сестра Фаина? Какая я вам Настя?

- Я обращаюсь к тебе так, как ты того заслуживаешь в данный момент.

- А я думала мы теперь навсегда сестры и все такое, а оказывается, все от момента зависит…

- Не дерзи, а принимайся за работу. – Фаина сделала несколько шагов в направлении швабры и ведра, предусмотрительно подготовленных другой послушницей. – Вот, принимайся исполнять свое послушание. Тебе матушка Алевтина не сделала ничего плохого, а из-за твоих выходок мы все можем пострадать.

Голос Фаины звучал громко и уверенно, так же, как в девятом классе, когда она красноречиво объяснила Наташке Курдюковой, почему та должна в свою очередь убираться в их общей комнате, а не дожидаться следующего дня, когда наступала очередь другой девочки. И ей тогда удалось вдолбить в голову одноклассницы всю степень ее не правильной позиции. Пусть и не только с помощью слов.

Матушка с ужасом в глазах, словно увидев надвигающийся конец света, продолжала молиться, но Фаина не собиралась уступать. Она готова понести наказание, если придется, но здесь и сейчас объяснит сестре Анастасие всю важность каждого послушания.

- Да плевать я хотела на всех вас! Тоже мне, нашла причину. Я не стану мыть полы и точка.

- В таком случае тебе стоит подумать о возвращении домой. – Твердо заявила Фаина. – Тебе нечего здесь делать и ты лучше меня это знаешь.

- Ха, вот ты опять прокололась, не такая уж ты и святоша, за которую тебя тут все держат. «Сестра Фаина то», «Сестра Фаина се», «Учитесь смирению и послушанию у сестры Фаины», «Сестра Фаина такая молодец, обета молчания не давала, а словами зря не разбрасывается, все время в молитве, все время…», «Не лезьте в израненную душу сестры вашей Фаины»… До ужаса надоело! Можно подумать ты тут одна бедная и несчастная. – В Анастасию будто сам дьявол вселился и хоть в жизни никогда не была она злым человеком, в эти минуты она излучала чистейшую ненависть ко всему и всем. – Но сейчас ты показала свое истинное лицо. Упрекаешь меня в невыполнении дурацких указаний, а сама забыла о главном – «И приходящего ко Мне не изгоню вон»! Это закон Иулиании. Меня никто не может отсюда выгнать, тем более ты!