Эмми Итяранта - Дневник чайного мастера

На улице день постепенно начинал стягиваться толстой палящей коркой вокруг мастерской, оводы облепили защитную сетку, а мы все слушали голоса, дошедшие до нас из архемира. Иногда звук исчезал, потом выныривал, словно из ниоткуда, начинал заедать, а потом обнаруживалась новая дорожка — и все продолжалось. Санья не пыталась останавливать или перескакивать через скучные места. Звук ждал на диске несколько сотен лет, он был частью истории, уже почти погибшей в глубинах свалки. Мы не разговаривали, я не знаю, о чем в тот момент думала Санья, но я думала о тишине, о годах и воде, без устали стирающей все и даже память. Я думала о необъяснимой цепочке событий, донесшей эти голоса из прошлого, из исчезнувшего мира до нашего иссушенного утра, до нас, вроде бы и понимавших все слова, но не осознававших и малой толики заключенного в них смысла.

Голос рассказывал об изучении вод, о замерах содержания микробов, о популяциях бактерий, о форме ландшафта. Случались и паузы, и тогда мы начали отделять друг от друга записи, в начале каждой из них голос объявлял очередную дату. После девятого дня голос умолк. Мы ждали продолжения, но его не последовало. Прошли долгие минуты. Мы посмотрели друг на друга.

— Да, жаль, что ничего больше нет, — произнесла наконец Санья, — жаль, что я не услышала для себя ничего интересного.

— Маме бы точно понравилось. Она без ума от всяких научных…

В динамиках что-то громыхнуло. Мы замерли. Послышался женский голос:

«Некоторые считают, что я не должна этого делать, но им и не нужно знать». Женщина замолчала, откашлялась и продолжила: «Дорогой слушатель! Если ты военный, то можешь быть уверен, что я сделала все, чтобы уничтожить эти записи вместо того, чтобы передать их тебе. А если ты слышишь это, то весьма вероятно, что мне не удалось этого сделать». Говорившая сделала паузу, как будто размышляя, и продолжила: «Это случится позже, но не сейчас. Хочу рассказать нечто, что вам не понравится ни капли. Я знаю, что вы наделали и что собираетесь сделать. И если это зависит от меня, то весь мир узнает, что случилось на самом деле, потому что…»

Здесь речь оборвалась. Диск еще продолжал вращаться, но донесшийся из архемира голос пропал. Запись закончилась.

Мы с Саньей посмотрели друг на друга.

— Что это? — спросила я.

Санья прокрутила диск вперед и назад, попробовала даже перевернуть его, но мы поняли, что услышали все, что можно.

— Какой год мужчина назвал в самом начале?

Никто из нас не обратил на это внимания.

Санья включила запись с самого начала, и, когда мы слушали, я увидела по ее лицу, что она думает о том же самом: этот диск не из времен эпохи архемира — мы ошибались.

— Запись сделана в Сумрачный век, — сказала я.

— Нет, это фальшивка… — неуверенно произнесла Санья. — Просто история, похожая на те, что в твоих книгах, или из приключенческой литературы — такую можно заказывать по одной главе на транслятор.

— Скажи-ка, почему там сначала был целый час ужасно скучной научной болтологии, а интересный кусок только в самом конце? — спросила я.

Санья пожала плечами:

— Может, просто плохо написано? Ведь и рассказы на трансляторе тоже часто не слишком занимательны. У отца есть несколько таких.

— Не знаю. — Я начала судорожно вспоминать, в каком месте свалки нашла диск.

С решительным видом Санья вынула диск, убрала его в ящик и закрыла крышку.

— Какая разница, в конце концов! Мы никогда не узнаем, что она хотела рассказать. Главное — архетехника работает! — воскликнула она.

Я же думала о неведомых зимах и исчезнувших историях, думала о знакомом языке и о запавших в душу странных словах. Думала о поливающем свалку дожде, о солнце — они медленно уничтожали все, что там было, и то, что там могло еще остаться.

Я была почти уверена, что вспомнила, где нашла диск.

— А что, если мы попробуем поискать еще дисков — вдруг найдем? — загорелась я. — Можно попытаться собрать весь рассказ, ну и что с того, что он придуман? Разве тебе не хочется узнать, чем там все закончилось?

— Нориа…

— Мы могли бы завтра пойти туда на весь день и…

— Нориа, — прервала меня Санья, — может, у тебя больше нет других дел, кроме как разливать чай и ковыряться в хламе, а у меня есть.

Где-то в доме заплакала Минья.

Неожиданно мы стали такими далекими, а ведь знали друг друга с тех самых пор, как, поддерживаемые мамами, сделали первые несколько шажочков. Если бы у меня спросили, я бы сказала, что ближе Саньи у меня никого нет — родители не в счет. Однако иногда она замыкалась, отворачивалась, становилась недосягаемой, словно отражение или эхо: лишь след того, что только что было, но вот уже и он исчез. Я не понимала этих мгновений, но помешать им тоже не могла.

Сейчас она опять далека от меня точно сокровенный источник, точно загадочные зимы прошлого.

— Мне пора, — сказала я.

Убрав ящик в сумку, я подумала, что едва мы нашли тайный проход сквозь время и место в неизвестный мир, как он уже сгорел на солнце. Я надела сетку на голову и шагнула в палящий зной.

Всю обратную дорогу ремень от сумки тер плечо. Навалилась усталость. От пота намокла спина, слиплись волосы под сеткой. Запись на диске не давала покоя: «Экспедиция Янссона» — сама эта фраза, словно из старой маминой книги. А потом голос, звучащий сквозь время, — неожиданный, спрятавшийся в бесстрастном путевом журнале, — женщина считала настолько важным свое послание, что записала его тайно и была готова скорее уничтожить запись, чем позволить ей попасть в руки военных.

Мне захотелось узнать, что именно значило для нее так много.

Уже издалека с дороги я разглядела чужих людей на нашем дворе. Если это гости чайной церемонии, то они пришли без предупреждения — надеюсь, что это не так. Отец очень не любил визитов, к которым не мог приготовиться должным образом. Всякий раз после них он брюзжал по нескольку дней.

Я свернула в лесок и, спрятавшись за деревьями, попыталась разглядеть пришедших. И тут у меня перехватило дыхание: на гостях была синяя форма, а еще на гостевой парковке виднелся знакомый солнцекар. Во дворе с десяток военных переносили с места на место странные устройства. Чайный домик был огорожен забором, вокруг прохаживался солдат с саблей наголо. Мои родители стояли на крыльце дома, с ними разговаривал высокий человек в офицерской форме. Услышав мои шаги, он обернулся, и я сразу узнала его лицо.

— Вот так встреча, девушка, добрый день! — фамильярно приветствовал меня командор Таро и замер в ожидании моего поклона.

Они называли это обычной инспекцией, но ни о чем таком и речи не шло. Как правило, обычные инспекции проводили два солдата, и продолжались они не более двух часов. У нас же на участке в течение двух недель круглые сутки присутствовали один старший офицер и шестеро солдат: двое охраняли, а четверо занимались обследованием дома и участка согласно строгому плану, постепенно переходя с места на место, исследуя каждый сантиметр с помощью плоских экранов. На них вырисовывались разноцветные фигуры, неровные края которых и постоянно меняющиеся формы напоминали географические карты.