Эмми Итяранта - Дневник чайного мастера

Мне показалось, что в комнате все застыло, и я не видела перед собой тропы из-за тумана, клубившегося над прошедшими, непостижимыми неделями, поднимавшегося из трещин мира, из темного зеркала, в котором невозможно различить собственного лица.

— Это Санья попросила меня пойти на такое?

— Она сказала, что согласится, если вы сможете встречаться.

Я подумала о Санье и почувствовала, что одна мысль о ней меня успокаивает. Сказать «да» просто, но стереть стоящую перед моими глазами картину невозможно: мы с ней рука об руку возле источника, где беспокойный поток прижимается к границам нашего «я» и наш след остается навсегда в памяти воды и мира.

Я закрыла глаза и тяжело вздохнула.

— Санья верит, что оно того стоит, — продолжил Таро мягким голосом. — Поэтому она и пришла к нам.

Я открыла глаза. Слова, образы и все, что было столь эфемерным и призрачным, исчезло.

— Вы лжете, — ответила я.

Лицо Таро вдруг стало странным, как будто исчезла маска, тщательно спланированный план — не знаю, не уверена, что именно, но я увидела, что его идеально выстроенная схема дала трещину, и, прежде чем его лицо приобрело равнодушное выражение, я поняла, что права.

— Можно сказать и так: я лгу, но ведь этого ты как раз и не можешь знать. Ты знаешь только то, что услышала от меня, и ты не доверяешь мне, — сказал он и замолчал.

Мы молча смотрели друг на друга, в комнате двигался только выдыхаемый нами воздух.

— А что, если я тебе скажу, что Санья пришла к нам не ради тебя, а потому что хотела защитить свою семью? Тогда ты поверишь? — неожиданно спросил он.

Тени обернулись вокруг Саньи и понесли ее прочь от меня, пока совсем не скрылись из виду.

Я не подняла руку, не сказала ни слова на прощание или чтобы задержать ее, и она ушла, ни разу не обернувшись.

Я осталась совершенно одна и сказала только то, что могла сказать:

— Ничто не заставит меня принять ваше предложение.

Таро поднял чашку, молча допил ее и поставил на пол.

— Это твое последнее слово? Подумай хорошенько, другой возможности у тебя не будет.

— Последнее.

Он кивнул и поднялся; его тень лишь на мгновение стала моей, а затем навсегда оставила меня одну в бесконечной пустоте.

Я передвинулась к входу для гостей и открыла Таро дверь. Он встал на колени и уже собрался выползти на улицу, но остановился и посмотрел на меня.

— Позволь полюбопытствовать, — спросил он, и тут я впервые увидела у него в лице нечто, похожее на живой интерес. — Почему? Неужели ты веришь, что тебя ждет какая-то награда в другой жизни или в потустороннем мире, если ты сделаешь то, что считаешь правильным?

— Нет. Просто я верю в то, что каждый день нужно делать тяжкий выбор, даже зная, что не получишь за это никакой награды.

— Но почему?

— Потому что, если нет ничего, кроме этой жизни, пускай она и будет единственной возможностью оставить след, имеющий хоть какое-то значение.

Таро не кивнул, не улыбнулся, не усмехнулся, он просто посмотрел мне в глаза, а потом повернулся, чтобы покинуть комнату.

— Мне тоже любопытно, если позволите: вы не верите в награды и понимаете, что ваша власть преходяща, что же вы так стремитесь к ней и творите дела, о которых знаете, что они неправильные?

Командор не вздрогнул от моего вопроса, он молчал. Во влажном воздухе было слышно его дыхание, мне даже показалось, будто по его лицу прошла слабая дрожь, но, скорей всего, я ошибалась.

— Потому что, если нет ничего, кроме этой жизни, я хочу получать от нее наслаждение, сколько бы она ни длилась, — ответил он.

Мы, не двигаясь, сидели на коленях лицом к лицу, и ничто не разъединяло нас, но ничто и не объединяло. Его выбор мог стать и моим выбором; все тени одного цвета, и все они исчезают с наступлением тьмы.

— Прощайте, командор Таро, — наконец я нарушила молчание. — Больше я ничего не могу для вас сделать.

Я не поклонилась на прощание, но Таро поклонился, и в этот раз я не увидела в его поклоне ни насмешки, ни пренебрежения, но было ли в нем уважение? Я еще подождала, пока он выберется из домика, и поэтому не слышала стука подошв его сапог на крыльце или по дорожке сада камней.

В тот вечер я сосчитала вырезанные на двери черточки и сравнила с количеством дней, прошедших между появлением синего круга на двери другого дома и казнью его жителей.

Я вышла на улицу, чтобы наполнить фонарь огневками. За воротами, где тени становились все гуще, стояла темная худая фигура, и я была уверена, что она смотрит прямо на меня. Через мгновение она повернулась и исчезла между деревьями — по ту сторону границы моего мира.

На улице еще не рассвело, когда я встала заварить чай. Кран опять капризничает, но это происходит уже последние три недели: сначала вода льется в котелок потоком, потом вдруг прекращается и из трубы выходит несколько капель, наконец, после долгого кряхтения, вода начинает идти тоненькой струйкой.

Времени осталось немного.

Пока вода набиралась, я вырезала еще одну черточку — шестую в седьмом ряду. После визита Таро прошло больше недели. У меня тяжесть в руках, лезвие никак не хочет вонзаться в краску, но если я прекращу каждый день вырезать черточки, то не смогу задержать убегающее от меня время.

Вернувшись на кухню, я увидела, что струйка иссякла, хотя котелок не был наполнен и до половины. Кажется, где-то осталось немного воды в бутылке. Все равно надо попытаться набрать воды, если водопровод согласится поработать. Я не стала заворачивать кран, поставила под него большую кастрюлю — услышу, если вода пойдет. Мои уши научились чутко улавливать звук, который раньше для меня был такой обыденностью, что я на него не обращала никакого внимания.

Я надела мамину вязаную куртку, натянула шерстяные носки и накинула на плечи платок. Сегодня холодно, куда холоднее, чем этой порой в прошлые годы. Через открытую дверь в дом доносились запахи пробуждающегося после ночи сада. Мое дыхание превращалось в пар.

Поднос уже стоял на крыльце. Я наклонилась, чтобы взять его, и увидела сияние растущего над тундрой полумесяца — грядет праздник лунного года. Скоро в деревне начнут печь сладкие, липкие пирожки, жители развесят повсюду разноцветные фонари. Наверное, для праздника уже приготовлен дракон, на свалке царит оживление — люди ищут всякую всячину для украшений и детских костюмов. В этом году, наверное, не будут устраивать фейерверка — это слишком опасно, потому что если случится пожар, то воды погасить его не хватит. Освещать придется по-другому. Может быть, морские драконы вновь отправятся в свое далекое путешествие, и блеск их чешуи будет виден в небе. Может быть, кто-то будет сидеть на Нокке и смотреть на небесное сияние, может, рядом с ним будет другой человек, который положит ему руку на плечо и подумает, что ничто не должно меняться.