Dок Берг - Наглое игнорирование

Диковинное оружие тут же стали щупать, разбирать и оценивать.

— Этот МГ-42, делает за тыщу с лишним выстрелов в минуту, как косой косит, — рассказал слышанное от спецов из разведки местный знаток пулеметов – замполит.

— Странные у немцев машиненгеверы. Старый-то доводилось в руках держать, этот и похож и другой. И тяжелее чеха, — задумчиво оценил новое оружие охотник из Псковщины.

— Да, похож на старого знакомого МГ-34 – такая же хищная конструкция с прикладом-рогулькой без изгиба, но вот видишь – кожух у того имел другой вид, тут с массивной ствольной коробкой и ухватистой кочергой – ручкой взвода.

— Этот – 42 от того 34 главное чем отличается сразу внешне – один "квадратный" а другой "круглый" – приметил второй номер, говоривший мало, но строго по делу.

— По темпу стрельбы на звук 34 почти как Дегтярев, а 42 – как ППШ – кивнул первый номер.

— Вот, точно – этот пулемет на ППШ похож. И кожух с такими же дырками и штамповки полно и выглядит попроще, чем тот МГ, явно нашим вдохновлялись, — согласился замполит.

Дольше разбирались с немецкими автоматами, согласились, что серьезная машина, в дело годная. хотя и странновато выглядящая. И опять – штамповки много и смотрится это оружие уже не так, как то, с чем немцы приперлись в 1941 году. Попроще смотрится и отделка не такая тщательная, не вылизано оно.

С фаустпатронами было легче – система проще простого, да еще и инструкция прилагалась – с рисунками, как у немцев принято, чтоб и школьник сообразил, что да как. Сходили гурьбой на окраину, отбабахали в поле пяток дымных хвостов, закончившихся невеликими дымными шапками разрывов, наглядно убедились, что сзади стоять не надо. После этого большая часть воинов вернулась нести службу дальше, а особо надежные отошли подальше, где имелась канава. Тут и опробовали подаренные гранаты – в телегах нашлось несколько деревянных и жестяных ящиков, в ячейках которых хранилась ручная артиллерия пехоты вермахта.

Колотушки и яйца были хорошо знакомы, так что с ними вопросов не возникло.

Единственно, усатый политработник серьезно предупредил всех, пересказав старательно и внушительно, услышанное от разведчиков про то, что если у гранаты-яйца отвинчиваемый колпачок ярко-синего цвета, а не белый или блекло-голубой, то такое яйцо лучше выкинуть к чертовой матери. Уверяли разведчики, что такой цвет означает одно – в гранате взрыватель без замедления, сработает сразу и все, капут неосторожному, в руках бахнет.

Берестов пожал плечами, он в это не поверил, но спорить не стал. Если он что и знал точно, так это то, что на войне возможно все. Черт их знает, немцев, многое сделанное ими никакой человеческой логике не подчинялось. Так что могли и специально такие гранаты делать, чтобы оставить на брошенных позициях, тем более, что Рейх территории терял постоянно и мелко нагадить – отчего нет?

И как всегда оказался прав, когда пришлось переводить инструкцию к странным стеклянным баклажкам, в которых что-то болталось и был виден стеклянный стержень. Все очень было похоже на лампочку электрическую, только погрубее, а оказалось – ослепляющая граната. Волков, как признаный длиннорукий гранатометчик, взял картонную коробку на 4 такие баклажки и зафитилил их одну за другой максимально далеко – метров за тридцать. Пыхнули они и впрямь достойно, аж глаза заслезились, да и зрение не сразу восстановилось у тех, кто таращился в ту сторону, а потом там дымищем все заволокло и пришлось ждать, пока снесет в сторону.

Пожали плечами, решив, что штучка не вполне понятная и не везде ее применить можно, но – в правильном хозяйстве все пригодится.

А на следующий день, на утреннем построении командир медсанбата вызвал из строя и лично поблагодарил каждого, пожав руки тем, кто вчера отметился в перестрелке.

И опять Берестов удивился, как такие пустяки воодушевляют людей, особенно когда увидел толпившихся у свеженького "Боевого листа" мужиков. Такого фурора центральная газета "Правда" не имела!

Рапорт о происшествии пошел наверх, хотя рассчитывать на что-то серьезное было непросто – разве что может "За отвагу" удастся выцарапать для ключевых участников. Сейчас, когда война уже уверенно шла к концу, начальство на медали было куда щедрее.

Свежеоприходованные телеги тут же пошли в дело – корпус захватил в ходе разгрома сидевших в котле остатков трех немецких дивизий солидные склады и сейчас медики получали снабжение из трофейного имущества, благо пройдоха начштаба очень хорошо снюхался с командиром корпусной трофейной роты.

К чести адъютанта старшего надо отметить, что даже на уже на проверенном складе сумел найти очень ценное добро – несколько крепких серых ящиков, тяжелых, но компактных – в которых хранились новехонькие (потом, правда, оказалось, что сделано все это было еще в 1940 году) эмалированные таблички – дорожные указатели, которыми можно было отметить пути доставки с передовой до медсанбата. Стрелки, красный крест и много что еще, что нужно для маркировки эвакуации. Совпадали эти указатели с нашими практически по всем статьям, только вот вместо "хозяйство Быстрова " были таблицы, где черным по белому было написано "Hospital". Берестова немного смущало это название, хотя весь комплект позволял легко и надежно маркировать все этапы эвакуации. Написано не по-русски, но в конце концов…

Ящики начштаба привез и показал коллегам. Солидные эмалированные указатели, цветные и видные издалека и даже в темное время, определенно выглядели внушительно и после утрясания с руководством были приняты в работу.

Как ни странно, ни малейших сложностей у тех, кто вез в медсанбат раненых эти таблички не вызвали, привыкли к ним моментально и даже чуточку гордились, потому как – смотрелось! Ну и удобно, конечно.

А гордость была вызвана простым фактом – медсанбат не был госпиталем, это как младший лейтенант в сравнении с майором, если на понятные понятия переводить. Потому как бы статус у медиков повышался сильно, не хухры-мухры, да и раненые, как ни странно, сразу успокаивались, когда такие таблицы видели, везут-то ажник в госпиталь, а надпись понимали даже и не шибко грамотные, нужда заставит калачи есть. И теперь даже между собой сестрички и санитары свое заведение стали называть госпиталем, что, конечно, было неверно, но медики такому не препятствовали. Потому как в глубине души и сами стали чуточку считать, что у них – госпиталь.

Тем более, что худа от этого никому не было.

Странное ощущение во рту заставило немного отвлечься от дороги. То, что он уже долго едет, высунув язык, отчего тот обсох и теперь дает странные ощущения, не очень сильно удивило Волкова. Напряжение было чудовищным, пот по спине тек ручейком, словно в ливень и грозу, только вот не было никакого дождя, а был первый серьезный выезд в одиночку, да еще и в составе колонны, и старшина, матерый служака, уверенный в себе мужик, разволновался так, как сроду не помнил.