Dок Берг - Нахальное минирование

Димка окинул взглядом свое воинство. Пешедралить далеко, значит придется опять инструкцию нарушать и везти людей десантом. Десять человек на ногах. Экипаж сломавшегося танка, пятеро пехотинцев, да санинструктор с опешевшим водителем кобылы. Прикинул – может стоит отослать танкистов с помершего Т-26 – заряжающего с мехводом. Спросил Богатырева. Тот молча хмыкнул, а экипаж в один голос попросил – не разбивать. Сработались уже.

— Хочешь БТ отправить в тыл, а нам подождать на случай если полезут? — спросил догадливый Харун.

— Ага. Не одобряешь?

— От руки струсившего счастье отскочит. А пока ждем – ребята поснимают что можно – усмехнулся обычно мрачноватый Богатырев.

Приказал ефрейтору троих на БТ усадить. Тот попытался спорить! С лейтенантом, дескать привыкли друг к другу! Но тут загорланил Махров, который как-то очень быстро все понял, наверное – ребра слишком разболелись.

— Тут два таксо! На одно все не влезут, так что не бутетенься, а то опять пешком пыль глотать будешь! Давай троих сюда, с шиком отвезем! Пока начальство не видит! Давай ногоходы, поспешай! Чего смотришь удручающе? Ты так быстро никогда в жизни не ездил! Давай быстро, не тяни время, капитан и так уже заждался! И ремнями себя присмыкните к чему железному, знаю я вас, удодов пешеходных, заснете и свалитесь – поминай как звали!

Тут один из пехотинцев взвизгнул и пустил матерную руладу, тряся в воздухе рукой.

— Смотреть надо, за что хватаешься! Об систему отвода отработанных газов обжечься – раз плюнуть! Горячая она! Все, сели? — орал шепотом Махров.

Круглоголовый ефрейтор остался сам и с ним – быстроглазый низкорослый пулеметчик.

БТ заурчал мотором и сразу исчез в темноте.

Погрустневший лейтенант Еськов тут же приказал быстро снимать с вставшего на вечный прикол танка все нужное, сливать бензин и так далее. Увы, подобное было уже привычным, техника, предельно изношенная еще до войны, ломалась на каждом шагу. Чинить было нечем, детали в войска не поступали давно, а заводы, перейдя на новые типы танков, к старичью, естественно, ничего не выпускали – на новые машины и то мощностей не хватало. У самого Еськова танк был почти такой же древней клячей, чего уж. Двигатель коптил и жрал масло так, что ясно было сразу – капремонт еще в прошлом году надо было делать.

Но какой сейчас капремонт!

Видел Димка в музее картину, как древние люди разделывают тушу волосатого слона. Что-то похожее произошло и на лесной дороге. Сняли с помершего танка все, что можно, торопясь и стараясь ничего полезного не оставить, потом запалили на днище промасленные тряпки и с мерзким настроением тронулись дальше. Все-таки без потерь не вышло. Немножко утешило то, что сзади, в покинутом месте, словно небо обвалилось – немцы по своему обычаю перепахали тяжелыми снарядами тот квадрат, где засекли сопротивление. И не пошли фрицы дальше, хотя должны были бы.

Поздно спохватились, что харчи увез сгоряча старшина, а жрать хотелось – как из пушки! Нашли в обеих танках немного сухарей и сахара – поделили честно, сидели хрустели воробьиной дозой.

Добросовестно дождался Еськов полного наступления ночи и только когда стало точно ясно, что дальше гитлеровцы не попрут, дал добро на отход. Пешие забрались на неудобную, покатую корму Т-26. Последним влез Богатырев с мешком, куда сам положил прицел от орудия и замок. На место заряжающего лейтенант садиться отказался, дескать, весь день сидел, хватит, а то одно седалище останется.

— Ну, поехали – сказал Еськов Лиховиду. И они действительно поехали. Те, кто столпились на броне танка, таращились в темноту и в них боролись всего два оставшихся чувства – страх и усталость. Страх, что уснут и свалятся спящими с брони танка, прямо под лязгающие гусеницы. А усталость навалилась сразу, как только поняли, что на сегодня – все. Пока – отвоевались.

Изношенный мотор тянул с подвываниями, словно жаловался, что устал тоже невыносимо. Головы у десанта мотались, в глаза словно насыпали песка. Даже чувство отчаянного голода давно притупилось и ушло куда-то, осталась одна усталость.

Была бы их воля, плюнули бы на все, спрыгнули б с брони и улеглись прямо на обочине, под ближайшим кустом. И никто бы не смог поднять на ноги, ни грозная команда лейтенанта, ни даже рев вражеских моторов, ни разрывы снарядов. Спали бы и спали, провалившись в тяжелое забытье, как в омут.

Не хотелось думать ни о чем, пережитый недавно страх перед смертью, азарт боя остались где-то на периферии сознания. Но спать нельзя. Надо доехать до места, там можно будет отдохнуть. Потом будут новые команды, но главное – не упасть сейчас – надо доехать к своим.

Они прибыли к своим и сразу получили приказ на выдвижение. Немцы нащупали слабое место в соседней дивизии, там люди запаниковали, побежали и теперь фронт опять прорван и трещит по швам. И единственное, что могло быстро среагировать – это танковые части, на них вся надежда оставалась.

Голова была чугунной и кружилась в какой-то мути темной, тело не свое и еще подташнивало. С трудом припомнил какие-то куски из последнего дня. Сразу еще больше ослабел. Странное было ощущение – словно он плывет по морю, вроде как покачивало даже. И звук какой-то очень знакомый. Но уставший до предела организм, с трудом удерживая еле-еле тлеющий огонек жизни, не мог тратить скудные силы еще и на понимание всего окружающего. Не до того было. Даже разлепить глаза не получилось.

— А ведь я жив! — робко порадовался капитан и опять провалился в темную кружащуюся муть.

Сколько времени прошло, когда снова пришел в себя – ни за что бы не угадал. Лютая слабость. Только и беспокоит, что громкий голос рядом, даже знакомый чуточку. О чем говорят – понять не мог, слушал звуки без смысла, словно кошка домашняя. Не понимал – а слушал. И тихо радовался про себя – что все-таки – живой. Живой!

Рядом кто-то довольно громко и назидательно поучал кого-то.

— Сестричка мало того что дура, потому что баба. Она еще и умная, потому что понимает, что она дура, а значит действовать должна не думая, а по инструкции. Остановила первые попавшиеся части и затребовала транспорт для раненых. Все по инструкции и в полномочиях. И таким образом спихнула с себя проблему. На лейтенанта.

Теперь если у нее на руках сдохнет цельный капитан рабоче-крестьянской непобедимой и легендарной-то виновата в этом будет не безымянная медюшка, а конкретный лейтенант-танкист, не выделивший транспорт. Это если, конечно, медсестричка вообще уцелеет и кому-то в принципе будет дело до нее и какого-то там саперного капитана – но об этом она не думает, ибо дура, потому что баба, это нормально.