Екатерина Двигубская - Ведьмы цвета мака

Наташа кивнула.

— А сейчас вы, наверное, спешите?

Наташа опять кивнула.

— Ну, тогда до скорого?

Они замерли, и их взгляды сделались синими-синими, как крыло африканской бабочки, и запахло ночью — беспокойной, зовущей. Молодые люди не услышали, как снизу кто-то вызвал лифт, и этот кто-то материализовался в Зину, волокущую огромные сумки с продуктами.

Благополучно извлёкши тело из кабинки лифта, Зина посмотрела на парочку и тоже замерла, а синяя африканская бабочка порхала, касаясь тревожным шелестом крыльев… Но подлый целлофановый пакет, не выказывая никакого трепета к романтике момента, возьми да и прорвись, вследствие чего два десятка яиц ухнули на пол. Зина тут же встрепенулась — и ничто не могло успокоить сердце, терзаемое болью утраты отличнейшего продукта.

— Ах вы, пакостники шелудивые! Чего тут встали! Наташка, в театр опоздаешь. Тебя Марина ждёт. Иди отсюда, кому сказала! А ты куда потащился, ты сейчас мне помогать будешь.

Наташа, войдя в лифт, через сетку увидела, как Вадик, вооружившись детским совком и щёткой, стал соскребать яичную скорлупу в ведёрко, а над ним возвышалась мамина фигура, готовая раздавить его своей мощью. Только почему-то в уголках Зининых глаз притаилось веселье, но этого ни Наташа, ни Вадик не заметили. Потом молодому человеку были вымыты руки, на шею повязана салфетка, и его принудили съесть бадью борща с щедрыми кусками мяса.

После непривычного раблезианского варварства Вадик долго лежал в своей каморке, выбрав достойный объект созерцания — потолок, всё остальное было так ветхо и уродливо, что оскорбляло его нежные чувства к Наташе. Вскоре пищевод, тщетно пытающийся побороть куски мяса, начал мучиться изжогой, отчего появились невыносимые мысли, что и эти прекрасные женщины окажутся миражом в его жизни, что они могут исчезнуть от неловкого движения и его опять обступит тишина не сказанных слов, не сорванных поцелуев. От грусти Вадик смачно срыгнул и уснул сытым послеобеденным сном.

Увиденная Наташей и Мариной пьеса была прилично написана, не лишена нравоучительной интонации и иронии. Актёры играли искренно, почти что чутко, текст говорили внятно, так что не приходилось напрягать слух, а иногда даже начинали петь и танцевать. Но особенно радовало их умение носить костюм — как будто для них было абсолютно привычно надеть чулки и парчовые кафтаны, между прочим, отлично сшитые. Так что в конце представления всем хотелось пить шампанское и бить фужеры.

Марина вскочила и начала кричать:

— Браво! Браво! Бис! Ура!

Когда Марина радовалась, она делала это через край, чтобы даже на галёрке поняли, что она целиком и полностью поддерживает молодые таланты. Наташа потянула её вниз, но тщетно. Отпихнув руку, Марина продолжала трепетать в аплодисментах и кричать так громко, что её пришлось вывести из зала и сопроводить в питейное заведение, которое находилось неподалёку от театра.

Бар был решён в новомодном стиле — везде блестящий металл, официантки раскатывают на роликах, балансируя подносами с напитками и едой. От выражения их лиц становилось жутковато — настолько оно было сосредоточенным, сосредоточенным до укора, но из задней двери то и дело выглядывал менеджер, чьё лицо, напротив, поражало своей гадливой услужливостью.

Марина, взвизгнув от счастья, притянула Наташу к себе.

— Ну, что, кнопка, будем пить?

— Виски с колой!

— Фу, а я розовое шампанское и креветки.

— И я тоже.

— А как же виски?

— Ну, не знаю. У тебя всегда вкуснее.

Наташа улыбнулась своим большим лицом, всё у неё большое — руки большие, попа большая, уши тоже большие. Она была очень стеснительной и только в присутствии тёти чувствовала себя хорошо.

— Нет, дорогая моя, красота — это прежде всего воля! Ленивым и слабохарактерным невозможно стать красивыми. Всё зависит не от внешности, а от умения себя подавать. Быть или казаться. Будешь нестись на парусах собственного величия, все и уверуют, что ты та, для которой утром солнце встаёт, а будешь кидаться в ноги… Опять ты вся ссутулилась! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не надевала эту дурацкую кофту. Я же тебе другую подарила, много других. А ты всё эту дрянь таскаешь! — тараторила подвыпившая Марина.

Наташа следила за ней и не могла понять, что с ней творится — глаза светятся, она то и дело откидывает волосы назад, голос преувеличенно звонок. Девушка огляделась вокруг — неподалёку от их стола сидел молодой мужчина и смотрел на Марину во все глаза.

— Нет, завтра же пойдём в парикмахерскую и сделаем новую причёску, — настаивала та. — Какая у женщины причёска, так она и проводит день, а из маленьких дней складывается жизнь. Знаешь, почему я занимаюсь модой? Потому что хочу, чтобы русские, зашарпанные жизнью женщины стали красивее. Сложно в элегантном платье быть кухаркой. Как я?

— Что?

— Выгляжу как?

— Отлично.

— Тогда следи, как надо завоёвывать сердца мужчин. Главное — улыбайся, а подойти, он сам подойдёт, как миленький приползёт. Ясный пончик!

Началось — Марина, как-то особенно выпятив вперёд губы, свернула их в улыбку, потом медленно подняла на незнакомца глаза и заморгала. Наташа покраснела от неловкости, но мужчина, подпрыгнув и зависнув воздухе, потупился в тарелку. Через некоторое время Марина повторила — та же реакция: молодой человек подпрыгнул, завис и вдруг начал бешено косить глазами.

— Готов! — Марина пнула под столом Наташу, та хохотнула басом. — Главное — никогда не ущемлять их самолюбие! Они должны быть уверены, что сами нас выбирают. Трусливые завоеватели! — Марина встала и прошествовала в туалет.

Всклокочив волосы, она ещё раз оглядела себя и стала вспоминать, какое бельё на ней сегодня — синее или белое, или ещё какое? Улыбнувшись своему отражению, она выпрямила до хруста позвоночник и вышла из уборной. У входа, конечно же, стоял молодой человек.

— Здравствуйте.

— Добрый вечер.

— Михаил. — Он протянул надушенную руку с блестящими здоровыми ногтями.

— Марина.

— Вы прекрасны!

Марина поморщилась от банальности и принялась рассматривать ухажёра — лицо с веснушками, широкие скулы и нежная ямочка на подбородке, красивые лёгкие кисти рук, карие глаза. Она почти влюбилась!

— Мне как-то неловко, но, может быть, я смогу вам оставить номер моего телефона?

Марина стремительно протянула ежедневник. При представлении она так усиленно улыбалась, что забыла запомнить, как зовут незнакомца. Молодой человек вписал телефон и имя. Улыбнувшись, подал свою записную книгу. Марина тоже оставила номер, но имени не написала. Михаил в секундной растерянности посмотрел на цифры и опять протянул книжку, но Марина уже поднималась по лестнице, звеня серебряным браслетом, опоясывающим щиколотку.