Давид Монтеагудо - Конец

— А может, мне только снится, что ты это говоришь, — возражает Мария.

Их беседа скорее похожа на легкий треп, чем на серьезное обсуждение версий, в которые они по-настоящему верят.

— Ну, знаешь… это мог бы быть коллективный сон, — продолжает Хинес, — только представь: он снится всем нам одновременно… А на самом деле мы по-прежнему находимся в приюте, лежим на своих койках…

— Ага, а те, что исчезли, они просто-напросто уже проснулись, — заканчивает его мысль Ампаро.

— Вот именно, — поддакивает Хинес.

— Тогда почему они нас не будят? — спрашивает Мария. — Они же не могут не видеть, как мы страдаем.

— Наверно, потому, что люди не всегда помнят увиденные сны, — отвечает Хинес. — Проснувшись, тотчас забывают, что им приснилось… Они понимают: мы еще спим — вот и все.

— Да ладно вам… — говорит Ампаро с явным раздражением. — Меня… меня просто трясет от всяких таких объяснений, когда к месту и не к месту приплетают сновидения. Это совсем как в кино: там ведь часто такое случается, что-то происходит, события накручиваются, накручиваются — и уже непонятно, как из этого выпутаться… И тут выясняется, что все это был только сон. Хлоп — и куча денег за сценарий! Так что уймись! Хватит чушь пороть! Будто трудно заметить разницу между тем, спишь ты или нет…

— Но ведь пока ты спишь, тебе чудится, что все это происходит в реальности, — говорит Мария. — И только проснувшись, начинаешь понимать, насколько нелепым был твой сон.

— Да замолчите вы, ради бога! — срывается Ньевес.

— Вот именно, хватит! — поддерживает ее Ампаро.

— А почему, интересно, мы должны замолчать? — спрашивает Мария.

— Потому что мне страшно!

В ответ действительно наступает молчание, все трое лишь выразительно вздыхают, таким образом выказывая свое неудовольствие.

— Мне страшно даже подумать, что все это происходит не на самом деле… — продолжает вскоре Ньевес. — Что я, наверно, схожу с ума… Что я хочу проснуться и не могу. Не могу!

— Неужто тебе легче от мысли, что тот тип уничтожает нас одного за другим? — спрашивает Мария.

— В этом по крайней мере есть хоть какой-то смысл, — говорит Ньевес. — А вот ваша… ваша… будто ничего такого…

— Ну давай с тобой вместе пораскинем мозгами, детка, — перебивает ее Ампаро, — и сама увидишь — вся эта дурь тотчас с тебя слетит. Скажи, разве у тебя есть ощущение, что тебе снится сон? Глянь только, как солнце лупит, и физиономия у тебя от солнца похожа на помидор, прям пылает — хоть яичницу жарь.

Ньевес проводит ладонью по щеке, и по мере того как взгляд ее теряет лихорадочный блеск, к ней вроде бы возвращается способность соображать.

— Нет, если честно, то нет, — говорит она уже более спокойным тоном.

— И у меня тоже нет, радость моя, и у меня нет. Так что давай-ка нажимать на педали — хотя бы только ради того, чтобы выбраться из этой чертовой пустыни, и будем крутить педали молчком и безо всяких там остановок, потому как я намерена этой ночью, если только доживу до ночи, выспаться в настоящей постели.

— Нет, ради всего святого, давайте разговаривать! — испуганно молит Ньевес, едва убедившись, что ее спутники снова крепко ухватились за рули своих велосипедов.

— Ну довольно, Ньевес, довольно! — осаживает ее Хинес строгим голосом. — Это уже ни в какие ворота не лезет! И вообще, мы теряем попусту слишком много времени, — добавляет он после короткой паузы. — Пора ехать дальше, а если и вправду надо будет перекинуться парой слов или обсудить что-то… сделаем это во время следующей остановки. Скоро все равно придется запасаться водичкой, и насколько помню, неподалеку должна быть очередная заправка или кемпинг… Главное, чтобы там была тень, черт возьми… А стоять здесь, посреди дороги… Ладно, вперед!

Хинес резко нажимает правой ногой на педаль — назад, потом — вперед, понадежнее устраивая ногу.

— Ну что, готовы? — спрашивает он, оборачиваясь.

— Готовы, — отвечает Ампаро.

— Ну пожалуйста! Постойте! — скулит Ньевес, вцепившись в руль обеими руками, но не отрывая ног от земли, в то время как остальные уже тронулись с места. — Постойте! Подождите меня!

Ньевес неуклюже, резкими рывками пускается за ними, она старается побыстрее одолеть те несколько метров, что отделяют ее от спутников. Но еще прежде, чем она догнала их, опять раздается ее голос:

— А тебе не пришло в голову, что… что, возможно, именно этого он и добивается?

Ньевес обращается к Хинесу, однако тот невозмутимо работает ногами, упорно глядя только вперед, туда, где должен закончиться подъем, который, словно бы издеваясь над ними, все тянется и тянется, маня призрачным обещанием отдыха.

— Он хочет… хочет, чтобы мы не сдавались, — продолжает Ньевес, почти прилепившись к колесу Марии, — чтобы мы продолжали игру, и тогда он будет уничтожать нас одного за другим. Он знает… что мы собираемся делать, куда направимся. А хорошо бы нам поступить совсем наоборот. Скажем, встать и стоять как вкопанные… Вот тогда… тогда он не сможет исполнить свой замысел.

Хинес никак не реагирует. Взгляды Ампаро и Марии настигают его, впиваются в ничего не выражающий затылок.

— Ты взял бразды правления в свои руки, Хинес, все это время ты нами командовал, — продолжает Ньевес очень быстро, словно торопясь поскорее высказать мысль. — И у тебя это хорошо получалось, ты поступал, по твоим же словам, так, как велела логика…

Речь Ньевес из-за трудности подъема становится все более сбивчивой. Ампаро и даже Мария искоса поглядывают на нее, а потом смотрят на Хинеса, как будто чего-то ждут от него. Но он продолжает ехать все в том же несокрушимом ритме.

— Ты делал то, что положено делать мужчине… — опять затягивает свое Ньевес после нескольких глубоких вдохов, — и это было легко предугадать, то есть другой мужчина легко мог это предугадать… мог предвидеть каждый твой шаг… А мы… мы — женщины…

Ампаро, быстро крутя головой, смотрит то на Ньевес, то на Хинеса. Хинес упрямо летит вперед и не отрывает глаз от дороги. Еще немного, всего несколько десятков метров — и группа одолеет подъем.

— Хинес, — говорит Ампаро, — думаю, нам надо бы…

Ампаро сама себя обрывает. Хинес приподнимается в седле и начинает работать ногами с еще большим рвением, всей тяжестью своего веса давя то на одну, то на другую педаль. Три женщины, следующие за ним, невольно тоже напрягают последние силы, чтобы не отстать.

— Отлично, — говорит Хинес, постепенно повышая тон, словно сила его голоса напрямую связана с ускорением, которое он придает велосипеду. — Ты и впрямь очень постаралась… показала весь размах своего воображения. Ты… ты нас просто поразила, заставила задуматься… заставила… Но только зачем? Почему тебе хочется, чтобы именно теперь мы отказались от всяких попыток спастись? Почему?