Клыч Кулиев - Суровые дни (книга первая)

Ахун посмотрел на винтовку и саблю в серебряных ножнах, висящие на почетном месте, и снова вздохнул.

— Придется, видно, мой сердар, щелкнуть нашего шахира [16] Шахир — поэт. по носу. Не понимает он добрых намеков, позорит наши имена.

Набычившийся сердар только повел глазом, не поддерживая разговор. Ахун продолжал:

— Вы слышали, какой крамольный стих сочинил он о падишахе вселенной?

— Слышал, — пробурчал наконец сердар и булькнул чилимом, раздраженно подумав, что этот падишах вселенной большего заслуживает, чем просто осуждающих стихов.

Ахун покопался в кармане длинной, до колен, рубахи, вытащил лист бумаги:

— Если слышали, то вот вам новые стихи. Это уже о нас с вами.

Ахун, перегнувшись, положил бумагу около сердара, но тот не взял ее и только переспросил:

— О нас с вами?

— Да, мой сердар.

— Когда он сочинил их?

— Аллах ведает.

— А ну, читайте.

Ахун взял листок брезгливо и осторожно, как берут мохнатую фалангу, и, держа его подальше от глаз и сощурившись, начал читать в нос, нараспев:

Ахун особенно выразительно прочел две последние строки. Лицо Адна-сердара побагровело, гневно дрогнули губы. Ему захотелось схватить бумагу и изорвать ее на мелкие клочки, но он сдержался.

Ахун, зная, что следующие строки стихотворения — о нем, прочел их невнятной скороговоркой:

Адна-сердар, поняв причину, по которой ахун изменил голос, поднял руку.

— А ну, повторите последние строки, — потребовал он.

Ахун, еще больше понизив голос и гундося, повторил и без паузы стал читать дальше:

Закончив чтение, ахун опустил листок и выжидательно посмотрел на сердара, пытаясь разгадать, какое впечатление произвели на него только что прочитанные строки.

Он ждал вспышки дикой ярости и последующей за этим скорой расправы с богомерзким шахиром. Однако сердар сидел молча, даже не изменив позы. Ахун поерзал в нетерпении и пискливо проверещал:

— О, боже, собака лает, глядя на хозяина!

Сердар покосился на листок.

— Это его почерк?

— Нет, один из талибов переписал.

— А сами талибы не могли это сочинить?

— Нет, нет!.. У них на это ума не хватит! С молодых уст такой яд не станет сочиться. Это его, его слова; что стоит человеку, опозорившему падишаха вселенной, опозорить и нас с вами!..

Вошла Лейла, неся в обеих руках чайники, поставила их перед сердаром, достала из шкафа две пиалы. Все делала она молча, не поднимая глаз.

Когда, шурша новеньким платьем из кетени [20] Кетени — красный шелковый материал; иногда так называют и платье, сшитое из этого материала. , наложница вышла, сердар подвинул один из чайников к ахуну, жестко сказал:

— Я ему зашью рот! Он у меня до скончания дней своих челюстей не разожмет!

— Истинное слово сказали! — подхватил ахун, донельзя довольный, что сердар, кажется, наконец рассердился. — Истинное слово! У этого человека нет больше дел, как порочить нас с вами. На днях собрал у Мяти-пальвана иарод и такого о вас наговорил, что доброму мусульманину и слушать грешно. Язык-то длинный и без костей! Будто за все дела в мире один вы виноваты, все грехи вам приписал, очернил совсем. Если бы, говорит, народом правили не рабы собственной жадности, тогда не разорялась бы страна, не покинуло бы счастье наши земли. Воистину надо укоротить ему язык!

Стараясь сдержать рвущийся наружу гнев и не замечая, что горячий чайник жжет ему пальцы, сердар хрипло сказал:

— Перепишите мне стихи, сложенные им о падишахе вселенной!

Прикидываясь простачком, ахун полюбопытствовал:

— А зачем они нужны?

— Нужны! — отрезал сердар.

Но и ахун тоже прекрасно знал, для какой цели понадобились сердару стихи о падишахе. Давно бы пора!

По небу плыли тяжелые тучи, неся с собой влажное дыхание осеннего Каспия. В их разрывах изредка проглядывала луна, ненадолго заливая степь неверным, призрачным светом.

А шумное веселье на свадьбе Бегенча продолжалось. Вдоволь наслушавшись песен бахши, стихов и рассказов, люди с нетерпением ожидали церемонии бракосочетания и встречи жениха с невестой. Больше всех ждал этого волнующего момента сам Бегенч.

Его нетерпеливое сердце билось с такой силой, словно хотело вырваться из груди. Ведь Бегенч еще не видел лица невесты. Какая же она, его жена? Сбудутся ли мечты? Или… Но он гнал тревожные мысли.

Наконец в дверь заглянула одна из женщин:

— Ведите парня!

Друзья Бегенча оживились и с криком: «Бери батыра!» на руках вынесли жениха, потащили его к кибитке, где ожидала невеста, и ввалились туда шумной ватагой. Она сидела, вся закутанная, среди шумливых, возбужденных девушек, настороженно притихшая при появлении парней.

Невесту усадили посреди кибитки, и она, сплошь в зеленом бархате, была похожа на кустик какого-то странного растения.

— Чего стоишь, как подпорка! — прикрикнула распоряжающаяся церемонней женщина на Бегенча. — Если ты супруг, то иди и садись рядом!

Парни вручили Бегенчу серебряное кольцо и, с шутками усадив его около невесты, накинули на головы новобрачных новенькое одеяло.

Распорядительница вложила руку невесты в ладонь жениха и, поочередно похлопывая молодых по спинам, начала ритуальную приговорку:

Закончив приговорку, женщина отбросила покрывающее молодых одеяло и обратилась уже лично к Бегенчу:

Крикнув: «Да обретете вы светлое счастье!», она вырвала кольцо из руки Бегенча и выскочила из кибитки.

Бегенч схватил лежавшую рядом плеть и, стегая всех, подвернувшихся под руку, выбежал вслед за ней. Парни помчались вдогонку. Оставшиеся девушки и женщины посмеивались над теми, кому досталось от плети Бегенча.