Айбек - Священная кровь

Девушка пришла домой совсем разбитая. Мать сообщила ей, что завтра утром они должны будут выехать в загородное поместье. Но Гульнар встретила эту новость безразлично.

Ярмат с семьей ежегодно переезжал в поместье месяца на два раньше хозяев, чтобы к их приезду привести в порядок сад, двор, хозяйство. Вместе с отцом и матерью там с утра до ночи работала и Гульнар.

Незадолго до часа вечерней молитвы пришел Ярмат. Он сказал, что завтра будет занят другими делами и приедет в поместье только вечером, а женщин с утра повезет Юлчи. При этом известии дым печали, застилавший сердце Гульнар, начал рассеиваться. Она легла в постель, но, хоть и утомилась за день, не сомкнула глаз — все ждала рассвета.

Юлчи сидел на облучке фаэтона, хмуро поглядывал на низкие, мрачные ворота незнакомого двора, за которыми часа полтора-два назад скрылся Салим-байбача, и думал: «Что ему делать в этом глухом месте? Какая нужда была на ночь глядя выезжать из дому?..»

Со стороны ворот неожиданно послышался чей-то возглас:

— Юлчибай!

Юлчи поднял голову, расправил усталые, натруженные за день плечи, обернулся на зов: от ворот к нему подходил старший зять Мирзы-Каримбая — Танти-байбача:

— Что ты здесь делаешь, Юлчи?

— Привез Салима-ака, — стараясь скрыть раздражение, ответил Юлчи.

— Салима? А где же он?

— Уже часа два, как скрылся за этими воротами.

— Ага, понятно! — Танти, пьяно покачнувшись, обернулся к старику, сидевшему на табуретке в тени ворот. — Так-то, значит, вы преданы мне, а, Шамурад? Мой кошелек уже кажется вашему хозяину тощим.

Нашли на Асальхон покупателя с более толстой мошной, а мне другой товар — попроще — подсунули? Ладно, ладно!..

Старик вскочил с табуретки и засеменил к Танти со сложенными на груди руками.

Байбача продолжал, передразнивая:

— «Было ли хоть раз так, чтобы она не нашлась для вас, братец мой Мирисхак! Были бы деньги — они вам из арш-аалла доставят ее. За деньги я ключи от рая раздобуду и передам вам из рук в руки!..» А выходит, ключи-то другому в руки попали, а?..

Старик униженно кланялся, лопотал что-то в свое оправдание. Танти досадливо отмахивался:

— Знаем! Знаем теперь!..

Юлчи заметил этого человека еще с вечера, когда они подъехали к воротам. Старик тогда сидел на своей табуретке посредине тротуара и, так же вот униженно раскланиваясь, вскочил навстречу Салиму. Старику было лет под шестьдесят: белая борода всклокочена и спутана, словно мелкие корни вывороченного бурей карагача: на плечах — длинный, с рукавами камзол, видно шитый когда-то из хорошего, дорогого материала, но сейчас потертый и засаленный до блеска, на ногах — потрескавшиеся и облупившиеся от времени лаковые ичиги и рваные галоши.

Старик все продолжал оправдываться:

— Гюльандом — розоликая пери. Меда Асальхон вы отведали. Теперь другие пусть доедают воск, а вы наслаждайтесь ароматом розы. Разве мы не знаем вашего вкуса?..

— Ладно. Довольно. Мы еще поговорим, — грубо перебил старика байбача. — А пока идите и передайте вашему хозяину: пусть приготовит корзину с вином и пивом. Что мне надо — вас не учить.

Старик попятился и засеменил к воротам. Танти-байбача рассмеялся.

— Знаешь, кто это такой, Юлчи? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Это знаменитый Шамурадбай! Когда-то слава о нем гремела и в Ташкенте и в Фергане. Он был пиром [78] Пир — наставник, духовный отец. людей, предпочитавших заботам жизни ее радости. Царствовал в этом дворце наслаждений. А потом разорился и, как видишь, оказался у его порога.

Байбача подошел к фонарю фаэтона, взглянул на часы:

— Сейчас одиннадцать. Салим скоро не выйдет. Отвезешь меня…

Юлчи не успел ничего ответить, как Танти-байбача повернулся и скрылся в воротах…

Танти кутил с самого полудня. Проигравшись в кумар в компании каких-то приезжих самаркандских баев, он несколько дней сидел дома без гроша в кармане. Но сегодня ему повезло: удалось за хорошие Деньги продать одну из своих лавок, и он после завершения сделки решил повеселиться. Танти взял парного извозчика и, развалясь на мягком сиденье, прежде всего отправился в новый город. Проехался по залитым весенним солнцем улицам, обсаженным деревьями, зеленеющими свежей листвой, прокатил мимо памятника генералу фон Кауфману.

Здесь прогуливались несколько офицеров, подтянутых, с лихо закрученными вверх усами, с грудью, выпяченной так, словно каждый из них только что глотнул воздуха и шел, стараясь сдержать дыхание. Танти-байбача тотчас же изменил позу. Будто выполняя какую-то важную обязанность, он принялся раскланиваться на обе стороны: сначала описывал головой небольшую дугу, затем поднимал ее и снова низко склонял уже вместе со всем корпусом.

Отдав таким образом дань «хорошему тону», Танти повернул извозчика и поскакал в старый город прямо в этот глухой переулок…

Юлчи соскочил с козел, несколько раз прошелся перед воротами. Что делать? Отказать Танти — значило обидеть его, поехать с ним — может рассердиться Салим.

Из ворот вышел Танти-байбача вместе с закутанной в паранджу женщиной, а вслед за ними с тяжелой корзиной, позванивавшей бутылками, — Шамурадбай. Танти велел поставить корзину в фаэтон и тотчас усадил женщину.

Юлчи начал было возражать, ссылаясь на то, что не предупрежден хозяин, но Танти-байбача рассердился:

— Брось! Хозяин — я. Придет время — я так встряхну за ворот твоего Салима… Садись… Погоняй!

Не доезжая Чор-Су, Танти велел Юлчи сворачивать в узкий тупик по левой стороне улицы. Когда коляска остановилась, байбача помог женщине сойти, затем, указывая на корзину, коротко приказал Юлчи:

— Неси!

Просунув в щель палку, байбача сбросил цепь, накинутую с внутренней стороны, раскрыл тяжелые ворота. Миновав темный крытый навес, Танти открыл дверь михманханы, прошел в комнату, зажег лампу. Юлчи, следовавший за ним, поставил корзину с вином у окна и отошел к двери.

Танти-байбача опустился на одеяло, ухарски сдвинув на висок тюбетейку, крикнул в дверь:

— Заходите, душа моя!

На пороге показалась молодая женщина лет двадцати. Это была Гюльандом. Она уже успела сбросить паранджу в передней и оказалась в широком атласном платье, в тонкой шелковой косынке и лаковых сапожках на низком каблуке.

Гюльандом действительно была красавицей. Высокая, стройная, с полной грудью и с тонким лицом: лицо смугловатое, точно подернутое легким загаром, и глаза — большие, внимательные и грустные. От нее веяло свежестью, красотой и изяществом — видно, «дом наслаждений» еще не успел наложить на ее облик своей дьявольской печ ати.

Прошелестев платьем, Гюльандом остановилась рядом с Танти, внимательным взглядом чуть прищуренных глаз посмотрела на Юлчи, кивнула в его сторону.