Хидыр Дерьяев - Судьба (книга первая)

Не трогаясь с места, Дурды вынул нож, глубоко, словно собираясь нырнуть, вдохнул воздух, выдохнул, снова вдохнул и…

— Дядя Чары! Эй, дядя Чары!

Сердце Дурды оборванно ёкнуло, и он, инстинктивно пригнувшись, юркнул в базарную толпу.

Оправившись от испуга, он увидел, что Чары, перекинув за спину хурджун, пошёл с двумя рослыми йигитами, которые громко хохотали, наперебой рассказывая что-то весьма интересное своему спутнику. «Бог удержал мою руку, — мелькнуло в голове Дурды. — Если бы я убил его, меня тоже не выпустили бы живым его приятели, осиротили бы мою мать». «А ты, может быть, просто испугался?» — спросил ехидный голос. — «Нет, — сказал Дурды, — я готов был его убить. — И не очень уверенно добавил: я убил бы его, если бы…» — Ехидный голос засмеялся: «Да-да, ты смелый парень, ты убил бы, но ты не захотел этого сделать, ты решил подарить своему врагу жизнь… Трус ты, жалкий трус!»

Дурды вздрогнул, как от озноба, и горестно прошептал:

— Трус… Да, я струсил…

Не зная, зачем он это делает, он продолжал бродить по базару. Раза два издали он видел подгулявшего Чары в окружении шумных и дерзких дружков, слышал, как переговаривались люди: «Чары-гуляка опять кутит. Вишь, идёт так, словно кроме него на свете людей не существует!»

Дурды провожал врага глазами, не испытывая ни малейшего желания подойти. Им овладело тупое отчаянье. Последний раз, следя издали вслед за гуляками, он с тоской подумал: «Сейчас кинусь, ударю ножом, а там будь, что будет…», но не кинулся и не ударил, а только вздохнул и прошёл мимо мейханы, куда зашёл Чары с приятелями.

Неожиданно для себя он очутился на батрацкой площадке и также неожиданно увидел знакомое лицо.

— Сары-ага! Как вы попали сюда?

Сары обрадовался не меньше, чем Дурды. Он обнял друга, похлопал его по спине, усадил рядом с собой. Юноша сияющими от счастья глазами смотрел на своего покровителя и наставника.

— Почему попал? Ай, Дурды-джан, это самое подходящее место для бедного человека, у которого собственного хозяйства нет… Ушёл я от Мереда, ну его к шайтану. Жёны его грызутся, как собаки. Аннатувак совсем сбесилась, никому от неё житья нет. Я и подумал, что надо ноги уносить, пока голова на плечах. А то наймёт она на твоё место какого-нибудь дурачка — и получится, что воробей зерно воровал, а перепел на соломе попался.

— Правильно сделали, что ушли, Сары-ага.

— И ты молодчина! Сыновей её избил и оставил с позором.

— Моммук сам первый в драку полез…

— А вот это ты напрасно допустил. Когда видишь, что драки не избежать, бей первым. У первого удара двойная сила. Что обидчикам не спускаешь, это хорошо — в волчьем логове надо с волчьими клыками жить, иначе от тебя клочки шерсти останутся. Но запомни, что нельзя ждать, пока тебя ударят…

— Сары-ага, посоветуйте, как быть, — потупившись, сказал Дурды. — Хотел я Чары сегодня убить, но упустил его утром, а теперь он всё время с друзьями ходит…

Выслушав все подробности, среди которых, конечно, ни словом не было упомянуто про нерешительность, Сары подумал и спросил:

— Конь где стоит?

— Чей конь? — не понял Дурды. — Я пешком пришёл.

— То-то и плохо, что пешком. Дело твоё, Дурды-джан, трудное, и опасное дело. Но отговаривать тебя не буду, потому что — святое дело. Чем больше мы покоряемся баям, тем крепче они с нас шкуру дерут… Не останавливаю тебя, Дурды-джан, вышедший в дорогу, говорят, с полпути не возвращается. Только надо всё обдумать, как следует, а ты утром очень неразумно поступил. Убьёшь, а сам куда? Тебя сразу растерзают. В базарной толпе не спрячешься. Что толку в такой мести?

— Как же быть, Сары-ага? Я не могу возвращаться домой, не выполнив своей клятвы!

— Вот как, ты поклялся?.. Ну, ладно, всё равно тебе не придётся возвращаться, даже если ты и выполнишь клятву…

— Почему?

— Ты уже взрослый, а думаешь, как ребёнок. Что же Бекмурад-бай простит тебе смерть брата? Или ты хочешь, чтобы тебя на глазах у матери убили и её заодно с тобой? Тебе, братишка, придётся скрываться какое-то время, иначе всё твоё дело дынной корки не стоит. И лучше всего — в пустыне, у чабанов, а для этого нужен добрый конь, понял?

— Понял, Сары-ага!

— Всё понял?

— Всё понял, Сары-ага!

— Ну и хорошо. А знаешь, где конь Чары стоит?

— Знаю. Хороший конь! В сарае привязан.

— Бекмурад-бай понимает толк в лошадях. Ему только один Меред не уступает, арчин наш… Значит так. Иди в тот сарай и жди возле коня, но осторожно, чтоб тебя за конокрада не приняли. А я пойду поищу Чары, — да будет нынешний день его последним днём. Если дело не выйдет, я приду в тот сарай и скажу тебе. А если придёт один Чары, значит, всё в порядке. Пусть отвяжет коня. Станет в седло садиться — тут и бей. Бей не торопясь, наверняка. У тебя нож какой?.. Вах, какой хороший нож!..

— Это дедушкин…

— Твой дедушка, видно, был умный человек, любил не игрушки, а настоящие вещи. Этот нож не местной работы, его арабские туркмены ковали. Видишь, узоры какие на клинке?

— Отец говорил, что это из Хиндустана.

— Может быть. Но всё равно — штука добрая… Значит, ты рот не разевай и бей Чары ножом либо под левую руку, либо пониже левой лопатки. А потом садись на его коня и гони во весь дух в Каракумы. Я буду поблизости, даже если ты меня и не заметишь. В случае чего, помогу — панику устрою, задержу погоню. Понял?

— Понял, Сары-ага.

— Тогда пошли… Ты — сюда, я — туда. Время уже вечернее, как бы не прозевать этого гуляку…

Дурды сделал так, как ему советовал Сары. Ожидая в полутёмном сарае врага, он с радостью ощутил в себе уверенность и мужество. От утренней робости не осталось и следа. Эта метаморфоза объяснялась, видимо, ничем иным, как участием в деле Сары. Утром Дурды чувствовал себя совсем одиноким и потому — слабым, поддержка Сары дала ему и силы, и твёрдость духа. Великая это сила — рука друга!

Чары пришёл, когда уже совсем смеркалось. В сарае оставалось всего несколько коней припозднившихся покупателей. Людей не было совсем.

Хлопнув коня ладонью по брюху, Чары подтянул подпругу, приладил хурджун. Его изрядно покачивало, отвязывая повод, он чуть не упал, выругался и глупо засмеялся.

Конь шумно раздул ноздри и отвернулся, презрительно блеснув фиолетовым глазом.

Когда Чары взялся за луку седла, Дурды бесшумно шагнул вперёд, удивляясь собственному спокойствию. Дедовский нож вошёл в тело врага свободно, с лёгким хрустом, словно в спелый арбуз.

…Километров двадцать Дурды проскакал по дороге, прежде чем догадался свернуть в сторону. Застоявшийся конь шёл ходко, без видимых признаков усталости. Но всё же, проехав бездорожьем около четырёх километров, Дурды стал придерживать его: коня надо было беречь пуще глаза.

У небольшого арыка юноша спешился, напоил коня. Тот долго тянул в себя чёрную воду, пережёвывая, скрипел зубами.