Хидыр Дерьяев - Судьба (книга вторая)

— Вот так и остался я с разбитой арбой, — закончил своё повествование старик. — Теперь вы видите, что значит тянуть удачливый жребий?

— Жребий тут, как пятая нога у ишака, — сказал Сергей, усмехнувшись. — Надул тебя бай — вот и вся недолга, отец.

— Ай, сынок, если не повезёт, так и бай найдётся, и ещё кто-нибудь.

— Уверен, что Бекмурад заранее знал, что будет налог на лошадей! Ему ведь уездный — друг, пристав — приятель.

— Что поделаешь, сынок. Недаром говорят: бай — баю, и аллах — баю. А у нас бай берёт, власти берут и бог ничего не даёт.

— Надо то, что имеете, крепче держать, не отдавать баям да властям.

— Как не отдашь! Вот жребий выпал — Меле надо на трудовую повинность ехать. Один останусь. У детишек рты открыты, есть просят. Прокормлю их? Нет, не прокормлю, земли мало, а идти на расчистку канала сил не хватит. Кто мне поможет? Бекмурад-бай говорит: «Пусть Аллак приходит, помогает тебе». Откуда знаю, надо приходить Аллаку или не надо? Голова от дум как чугунный котёл стала, а в котле — пусто. Вот и поговори после этого: удача — неудача. Камешек мал, да голову пробивает. А когда камешков — сто, что от головы останется?

Обсуждение вопроса — идти Аллаку в аул или не ходить — много времени не заняло, видимо, потому, что об этом говорили ещё до прихода старика.

— Отец Худайберды, — сказал Аллак, — время сейчас трудное, оставлять человека, тем более родственника, без помощи не годится. Мы думали, что трудно бывает одинаково для всех, но теперь видим, что богачи не очень печалятся.

— Правда твоя, — кивнул старик. — В мире потоп, а утке — всё по грудь.

— Всем этим «уткам» скоро свернут головы! — пообещал Сергей.

— Когда подойдёт время идти на копку арыка, — продолжал Аллак, — ты, отец, иди. Бери свою еду и иди потихоньку, только не с теми, кого мираб Бекмурад-бая назначать будет, а с другими. Я там и объявлюсь.

Осень 1916 года была тревожной — грозный призрак голода навис над народом всей своей тяжестью. Старики говорили: «О состоянии Змеи узнавай от Рыбы» — и качали лохматыми тельпеками. Год Рыбы не предвещал ничего хорошего году Змеи. За всю осень с неба не упало ни капли, нехорошая рыжая пыль висела в воздухе. Это предвещало засуху, засуха несла с собой голод, так как непомерные налоги выжали из людей всё, что можно было выжать. И случись нехватка собственного хлеба, на стороне его не купишь. Уже сейчас многие бедняки перебивались с хлеба на воду, благодаря аллаха и за это, а что предстоит в будущем году, если самые крепкие парни, которые могли принять участие в хошаре, вынуждены идти на трудовую повинность?

Расчистку магистрального канала, считавшуюся общественной работой, раньше проводили самые сильные и здоровые мужчины. Для землекопов специально откармливали баранов, отдавали им лучшую пищу, даже в ущерб детям, потому что работа была очень важной и очень тяжёлой. Теперь же на хошар должны были идти люди, не привычные к земляным работам, слабые, обессиленные недоеданием.

«Надо начинать пораньше, — говорили на базарах, — надо заблаговременно оповестить всех, кто желает идти на хошар. Работа начнётся раньше, иначе люди не сумеют справиться с ней к сроку, а тогда — вообще ничего не снимешь со своего участка земли, тогда — голодная смерть».

Вместе с Аллаком вышли на земляные работы Берды и Дурды — они решили засевать землю на паях с сыновьями Огульнияз-эдже. Однако перед выходом ещё долго размышляли, что будет, если увидят соглядатаи Бекмурад-бая.

— Милые мои, — сказала им Огульнияз-эдже, — не переживайте страхов раньше времени, как тот заяц, что с голоду в норе подох, боясь выйти из-за лисы. Есть бог на небе, и если он хранит человека, тот находится У него между веком и бровью. До сегодняшнего дня всё обходилось: ни власти вас не разыскивали, ни Бекмурад-бай не тревожил. Может быть, забыли про нас, не станут вообще искать. Пока не видят — камня не бросают.

Клычли согласился с матерью:

— Конечно, в той толпе вас трудно будет приметить. Баи наймут для работы за себя белуджей, афганцев, людей с севера. Те вас не знают. Там вообще такое будет, что собака своего хозяина не найдёт, кошка хозяйкиного голоса не услышит. А наши люди если и узнают, то доносить не побегут.

— Поработаем — посмотрим, — сказал Берды. — Если всё добром кончится, станем жить возле своего засеянного участка. Ну а если не повезёт, дорога в Каракумы всегда свободна. Надо только насчёт еды побеспокоиться. Здесь, думаю, тоже найдём выход: мне Сухан Скупой должен не одного барана — хороший приварок будет.

— Ты своих баранов оставь пока в покое, — заметила Огульнияз-эдже. — Пусть жир нагуливают, вам и без них будет что есть. А когда соберёмся, чтоб не сглазить, свадьбу твою справлять, они в самый раз и пригодятся.

— Мать верное слово говорит, — сказал Клычли. — Сухана Скупого тронешь — на свою голову беду найдёшь. Он знает всю твою историю, сразу к Бекмурад-баю побежит. Лучше пока помолчать. А придёт время — заберём баранов, из горла Сухана вырзем, если добром не отдаст.

Расчистку большого магистрального канала каждое племя начинало от своего арыка. Сначало работать было не очень трудно, но чем ближе к низовьям какала, тем глубже он становился. Мокрую глину приходилось выбрасывать с двух-трёхметровой глубины. Такой труд был по плечу только наиболее крепким землекопам. Люди, которые поначалу одолевали за день полторы-две делянки, с трудом начали справляться с одной.

Богатых хозяев трудности земляных работ не страшили. Они нанимали рабочих на базаре — выносливых, с сильными икрами, привыкших добывать свои хлеб лопатой. Беднякам приходилось работать самим. Наёмные рабочие, выбросив заданное на день количество земли, давно отдыхали, а дайхане всё ещё копались на своих делянках. Наконец заканчивали и они, оставались только самые слабые и нерасторопные. Над их головами ангелами смерти нависали обалдевшие от крика и ругани мирабы.

Многие не выдерживали. Они прекрасно понимали, что обрекают себя на тяжёлое голодное существование, но не было больше сил копаться в глине, потому что не было куска чёрного хлеба, чтобы заглушить урчание, пустого желудка. И люди уходили домой.

Без земляных работ дайханину нет воды, без воды нет посева, без посева — хлеба. Это было ясно каждому. И тем не менее день ото дня количество работающих уменьшалось. Появилось опасение, смогут ли оставшиеся закончить вовремя расчистку канала.

Мирабы собрались на совет. На нём присутствовал и арчин Меред. Его сместили со старшинства, и теперь он был одним из главных мирабов на канале.

После совета каждый из мирабов говорил с крупнейшим баем своего племени. И вот, по поручению остальных, к землекопам обратился Меред. Он сказал: