Адыл Якубов - В мире поддлунном...

— Слава шаху поэтов! Золото, выпавшее изо рта, считается целебным. Забери его снова, поэт!

И султан отвернулся от ползающего Унсури. Встал с трона (опять Бируни пришло на ум сравнение с огромным, но гнилым тополем. Гнилой, высохший тополь этот все еще обладал, все еще пугал таинственной своей силой).

— Итак, повторяю: мы довольны нашими поэтами, воспевающими наши победоносные походы. Шах поэтов Унсури!

— Готов к услугам, повелитель!

— Ежели не ошибаюсь… то дерево с божественными плодами, о котором ты говорил, растет в одной из восточных стран?

— Истинно так, благодетель! Может быть, в восточной части Китая, или Индии, или на одном из островов среди беспредельных морей. Так говорится вот в этой мудрой книге, солнце неба! К сожалению, мы, поэты, далеки от научных премудростей. Может быть, собравшиеся здесь ученые мужи укажут точное местонахождение того райского дерева, повелитель?

Низенький, весь кругленький, пухлые ручки на объемистом чреве, Али Гариб, главный визирь государства, быстрыми мелкими шажками вышел вперед, повернулся к султану:

— Необходимо выспросить у китайского врачевателя, повелитель! Еще и еще раз выспросить…

Султан поморщился — спрашивали «еще и еще раз», — но соглаеился приличия ради:

— Где тут китаец? Где переводчик?

Выдвинулся китайский лекарь, помотал маленькой, с кулачок, головкой в круглой черной шапочке, низко поклонился сначала султану, а потом всем собравшимся. Сладко улыбаясь, что-то пролопотал. Переводчик сообщил: мудрец подтвердил сказанное поэтом Унсури, китайские врачеватели тоже слышали о райском дереве. Но, к сожалению, мудрец бессилен указать точное место.

Очередь дошла до индуса. И он что-то похожее слышал, но реальность ли слышанное или вымысел?.. Султан в нетерпении поднял руку:

— Довольно! Хватит! Опять ничего не ясно… Опять вокруг да около… Кто даст точный ответ?

Голубовато-лазурные купола потолка грозно отозвались: «Кто даст точный ответ? Кто?»

Грозный отзвук будто раскалил султана Махмуда. В печальных раскосых глазах раненой птицы заблестел гнев и, как показалось Бируни, отчаянье.

— Стыд, срам, мудрейшие! Поэты… ученые… сорок лет едите мой хлеб, а простую загадку отгадать не можете… Где Абу Райхан Бируни? — загремел вдруг султан, и эхо грозно повторило вопрос: «Где Абу Райхан Бируни?»

Бируни лихорадило, бросало в жар и в холод, как только он вошел во дворец, но, услышав вопрос султана, к нему обращенный, взял себя в руки:

— Я здесь, повелитель! — И добавил: — У ног ваших.

— Почему ты молчишь, ежели… у ног? Знаменитый ученый муж, десять лет прожил в Индии… А скрываешься, как крыса, в щели, в своей худжре [35] Худжра — келья в медресе, вообше — каморка, тесная комната. , пишешь толстые, с подушку, книги. А ответить на важный для нас вопрос и у тебя не хватает ума?

Бируни, стараясь умерить стук сердца, сказал тихо:

— Повелитель! Позвольте мне задать один вопрос поэту Унсури.

— Не поэту! Он — наставник всех поэтов! Нами излюбленный шах поэтов!

— Я бы хотел спросить почтенного шаха поэтов Унсури, в какой книге он прочитал о райском дереве?

Поэт Унсури пугливо-растерянно взглянул на султана.

Тот кивнул — говори.

— В книге о мудром пророке Сулеймане, кто знал язык всех птиц и животных, — да будет мир его душе!..

Про дерево упоминает священная книга о благословенном пророке Сулеймане, — повторил поэт и, тяжело дыша, достал сверток-книгу из-за пазухи. Развернул. Поднял над головой.

— С вашего разрешения, повелитель, я хотел бы поглядеть на эту книгу.

— Дай, пусть прочитает!

Все затихли. Затаили дыхание. В полном молчании передавали книгу в черной кожаной обложке из рук в руки.

…Бируни не ошибся: в книге излагалась та самая сказка, которая вспоминалась ему вчера при Хатли-бегим. Сказка про попугая, который хотел сделать добро царю, а лишился собственной головы!.. О грешные люди! Жестокая казнь!.. Конечно, трудно упрекать султана за то, что он, подобно утопающему, хватающемуся за соломинку, схватился за эту небылицу: во что ни поверишь, коль тяжко болен. Но этот-то поэт, шах поэтов, эти-то визири и эмиры! Неужели и они поверили в сказку?. Или спятили с ума, или им все равно, что будет с султаном…

— Почему молчишь? Абу Райхан!..

«Абу Райхан!»

Бируни непроизвольно вздрогнул: звучание собственного имени страшило не меньше, чем грубый голос самого султана.

— О аллах, спаси и помилуй… — Бируни не заметил, как вырвался у него этот вздох души. — Простите, повелитель, но книга эта не учеными написана, это… это просто сказочная история.

По зале прокатился гул и тут же затих. В тишине султан переспросил, как-то жалобно даже:

— Сказочная история? Как это так?

Бируни нашел в себе силы повторить еще отчетливее:

— Простите вашего покорного слугу, повелитель, но, к сожалению, это и впрямь старая сказка!

Тут, спотыкаясь и путаясь в полах своего златотканого халата, выскочил к трону Унсури, пал ниц:

— Солнце неба! Этот нечестивый… этот Абу Райхан называет сказкой слова святого пророка Сулеймана… Он берет под сомнение нашу веру, он — нечестивый богохульник!

— Все вы нечестивцы и богохульники, — сказал султан, почему-то не повысив голоса, с выражением скорби на лице. — Сорок лет мой хлеб ели, плюнули на мою скатерть, неблагодарные! Вы невежды, а не мудрецы! Вот что я увидел, когда на голову пала беда. Главный визирь!

Али Гариб, будто кто-то ударил его под коленки, тоже пал ниц, поцеловал пол перед троном.

— Десница ислама! Солнце наше! Аллах да не лишит нас своей милости! Ангел спасения находится в пути. Он разгадает загадку, повелитель!

— Находится в пути? — Султан тяжело встал, пошатнулся, выставил вперед правую ногу, рывком вытащил из ножен саблю. — В пути, говоришь? Где в пути? Где?! — спокойствие оставило Махмуда. Он закричал: — Или немедленно найдите мне того надменного лекаря, или всех вас зарублю! Всех! Вон! Все вон отсюда!

«Сегодня четыреста двадцать первый год хиджры [36] Мусульманское летосчисление ведется с года хиджры — переезда пророка Мухаммеда из Мекки в Медину (622 г.). Указанная дата — начало февраля 1030 года. третий день месяца раииул аввал. Перед заходом солнца в большую квадратную комнату шейха [37] Шейхом назывался старейшина, наставник. Как мы помним, Ибн Сину называли «шейх-ур-раис» (наставник ученых). пришли сорок красиво пишущих переписчиков. Шейх любезно пригласил их, дабы они переписали из „Китаб Аш-Шифа“ [38] Одна из работ Авиценны энциклопедически-философского характера, главу о растительном мире, но тут вдруг перед вечерней молитвой внезапно приехали два гонца от правителя Хамадана эмира Ала-уд-Давли и забрали шейха во дворец. Шейх, когда садился на лошадь, приказал мне до его возвращения занять и угостить собравшихся каллиграфов.