Адыл Якубов - В мире поддлунном...

Время сейчас, видно, близилось к полудню: из отверстия в потолке свет падал почти перпендикулярно-, склеп освещался по всем сторонам почти равномерно, хотя грубые камни стен освещались совсем слабо.

Бируни взял один из кумганов, стоявших у изголовья, наклонил его. Сполоснул лицо и намочил твердую ячменную лепешку, оставленную вчера надзирателем. Съел кусочек. Почувствовал себя чуть бодрей. Привстал с ложа, хотел пройтись по узкой темнице. Тут, наверху, у отверстия в потолке, что-то забилось, затрепетало. Вспорхнула с крыши какая-то птица, мелькнула над отверстием, и какой-то камушек, величиной с орех, сорвался сверху, упал, угодил — надо ж так! — прямо в кумган с водой. Вода всколыхнулась, и из носика кумгана пролилась струйкой вода. Неожиданно у Бируни забилось сердце. Он всматривался в кумган, в капли воды, пролитые из носика. Потом торопливо встал, быстро, откуда силы взялись, обошел узенькую, будто птичья, клетку, подбирая с полу мелкие камешки.

Сел на колени, стал осторожно бросать их по одному в широкое горло кумгана.

И при каждом броске вытекало из носика кумгана по нескольку капель воды. Если бросал камешек чуть побольше, то и капель выливалось больше.

Немудрено, а вот поди ж ты… Почему простая, но ясная, как солнце, мысль эта раньше не пришла ему в голову?

Бируни несколько раз обошел свою тесную обитель — волновался, дышал тяжело и часто, будто нашел ключ от давно занимавшей его ум загадки!

Так, ясно: при погружении какого-либо тела в сосуд с жидкостью определенное количество жидкости выльется из сосуда… Это явление известно, изучено еще в древности… В Сиракузах некогда жил мудрец, который установил: если тело, погруженное в воду, тяжелей вытесненной воды, оно тонет: если тело равно весу вытесненной воды, тогда оно должно плавать. Это он, Бируни, знает тоже. И не в подтверждение мысли, известной Архимеду, упал из отверстия его тюрьмы столь важный камень. Для решения иной задачи, которая давно крутилась в мозгу, он важен, этот благословенный камешек. Вот уже лет пятнадцать Бируни создает книгу о драгоценных минералах. Он собрал много научных сведений, а также легенд о редкостных самородках. В легендах могли быть зерна истины. Как и в историях о несчастьях, которые постигали людей в связи с драгоценными камнями… Эта книга, задуманная и как научный труд, и как назидание для человеков, должна была получить название «Аль Хазини» — «Сокровище».

Самая трудная, научно трудная, конечно, работа — определить строение редких металлов и минералов, их состав, выявить степень твердости и мягкости. И еще: найти метод определения их удельного веса! А для этого нужно было изобрести что-то оригинальное, какое-то ныне не существующее приспособление. Уже давно Бируни думал над таким прибором, иногда ему казалось, что мысленно он почти изобрел его. Мысленно… а надо сделать его въяве, додумать практическое устройство. И не раз на практике-то и выяснялось, что до создания прибора еще далеко: трудности, которые необходимо было разрешить и преодолеть, одними теоретическими соображениями не преодолевались.

Но вот теперь!.. Задача прояснилась до зримости! Он возьмет или сделает сосуд, похожий на этот кумган. Внизу сосуд будет широковыпуклым, а по мере прибли жения к верху — равномерно утоньшаться. А заканчиваться — точно промеренной, совсем тоненькой шейкой, отведенной чуть в сторону, ну вроде бы кумганного носика. И тогда: если бросить в сосуд, рядом с шейкой, зерно пшена, то и воды из шейки должно вылиться ровно столько, сколько весит зерно… Теперь: к пояску носика-шейки можно припаять блюдце с ладонь величиной, а на блюдце установить весы. Конечно, очень точные и чувствительные, настолько, чтоб даже одну десятую часть мискала [67] Мискал — единица меры, равная 4,5 грамма. они могли определить… А единицей измерения он возьмет султан металлов — золото, одну десятую мискала золота… Да, для такой цели нет металла лучше, чем неподвластное ржавчине золото! По отношению к одной десятой мискала золота и надо будет определять удельный вес других металлов и камней.

Бируни все ходил и ходил по темнице из угла в угол, от слабости не осталось вроде бы и следа: мысли становились все ясней, воображение кипело, бурлило, как вода в разогретом до жара котле!

О, интересная это загадка — жизнь! Вот благодаря случайному камешку, упавшему с крыши в тюремное помещение, разрешил он задачу, многие годы не дававшую покоя! Так бывало с ним, бывало… Несколько лет назад в Индии, вблизи города Нанда, взбирался он как-то на высокую гору, и тогда ему выпал такой же случай: будто что-то озарило, ударило, голова прояснилась разом — и он нашел решение задачи, которая с юных лет не давала покоя.

«Ну, как это произошло, Бируни, припомни-ка…»

Бируни остановился, прислонился к стене, сомкнул глаза — и вдруг сразу предстала гора Нанда, та самая, что одарила его открытием, подтвердила его многолетнюю тайную догадку!.. Гору эту со всех четырех сторон окружала местность ровная-ровная, настолько ровная, что, если бы можно было по равнине этой бросить орех, он катился бы без всякого торможения чуть ли не вечно, с одинаковой скоростью, в любую сторону.

Когда Бируни решил подняться на вершину горы и пошел к ее подножию, он ни о чем таком и не думал: привлекала вершина и еще одно-единственное дерево в стороне от горы, на самой линии горизонта. Он стал медленно взбираться на гору и, когда поднялся примерно на двести шагов по склону, остановился, чтобы перевести дыхание. Стал искать глазами дерево…

Вот как!.. Дерево, прежде стоявшее на линии горизонта, теперь перебралось на линию, пересекающую подножие горы, а небосклон отступил куда-то далеко от прежнего своего положения. Это явление не было новостью для Бируни, оно легко объяснялось. Поразительно было воочию убеждаться: чем выше поднимаешься вверх, тем открываешь взору все новые и новые горизонты. И все отступал и отступал небосклон. Он всматривался в это движение линий, и вдруг что-то вспыхнуло в сознании, и та сложная задача, что мучила с давних юношеских лет, осветилась по-новому. Темнота рассеялась, улетучилась, стало ясно, как становится ясным день: эта земля, охваченная небосводом, не гладкая, будто стол, как думают многие, нет, это не стол!

Бируни, еще сильней взволнованный тогда, чем сегодня, от неожиданного озарения, засек пару других чинар на горизонте и снова стал взбираться наверх… Нет, он не ошибся: горизонт отодвинулся еще дальше, а пара чинар приблизилась к горе.

И чем выше в тот день взбирался Бируни в гору, тем дальше уходил, тем шире распахивался перед ним горизонт. Словно приподнимался постепенно все больше занавес, и догадка его юношеских лет всколыхнулась с новой силой.