Исмаил Гезалов - Простор

Соловьёв, окликнув Тараса, вывел его из задумчивости и шутливо погрозил кулаком: он всегда так делал, когда замечал на лице шофёра печаль и уныние. «От чудак! — подумал Тарас. — Печётся обо мне, как о малом дитё!.. А я ж не за себя переживаю — за Алимджана!» И, желая приободрить нового своего товарища, Тарас хлопнул его по плечу и весело воскликнул:

— Не журись, хлопче!.. В такие ли переделки мы попадали! Выдюжим!..

И от этих слов ему самому стало легче.

Немало горя выпало на долю Тараса Гребенюка.

Родился Гребенюк на Украине, в селе, раскинувшем свои белые хаты и зелёные сады на берегу могучей реки, с такой пылкой любовью воспетой великим Гоголем. Был Тарас ещё несмышлёным хлопчиком, когда потерял отца, которого знала вся округа как славного человека и умелого плотника. Мать Тараса, женщина простая, по-крестьянски мудрая, души не чаяла в единственном своём сыне и старалась сделать всё, чтобы вырос тот честным, трудолюбивым. Она никогда не бранила его, не донимала поучениями, но сын, видя, как трудится мать, и сам научился трудиться — самозабвенно, не жалея сил. Наблюдая, с какой сердечной и в то же время требовательной добротой относится она к людям, он и сам научился быть добрым и прямодушным. Родную землю любил так же сильно и преданно, как любили её мать, соседи-колхозники, учителя, воспитывавшие его в школе, и герои чудесных советских книг, к которым он пристрастился в школьные годы.

Окончив семилетку, Тарас стал шофёром, возил колхозное добро, и не было во всём районе лучшего водителя, чем Тарас Гребенюк. Мать нарадоваться не могла на сына, а он за все её заботы платил ей крепкой сыновней привязанностью.

В дни войны судьба его сложилась так же, как судьба миллионов советских людей: он ушёл на фронт, бился с врагом, фамилия его часто упоминалась во фронтовых газетах. И, как многие из этих миллионов, не знал он, что сталось с родным его селом, с любимой матерью. Когда наши войска освободили Украину, он написал матери, соседям, но так и не дождался ответа.

После войны, возвратившись домой, Тарас нашёл на месте своего жилища груду почерневших камней. Фашистская бомба разрушила дом и убила мать.

Долго смотрел он на скорбные останки былого своего счастья, и не было слёз в его глазах: они горели жёстким, сухим огнём. Потом Тарас снова сел за руль колхозной машины. Время и труд постепенно смягчили жёсткий блеск в глазах, он трудился с молодым задором, а по вечерам бродил с друзьями по селу под разудалую песню и всё чаще засматривался на колхозных дивчин. Вскоре его сердце выбрало из всех одну, Ганну, первую красавицу в селе, в ухажёрах у которой перебывали все здешние хлопцы. Шальная это была любовь, слепая, и даже письмо матери не заставило Тараса задуматься над своим выбором.

Письмо это он нашёл, роясь в семейных документах и бумагах, хранившихся в старой жестяной шкатулке, которую спасли из огня заботливые соседи. Мать писала это письмо, не зная, попадёт ли оно когда-нибудь в руки Тараса, но, видно, так велико было желание поведать сыну сокровенные мысли свои и чаяния, что не утерпела старая, взялась за перо, и кровью своего сердца вывела на бумаге корявые строки, звучавшие ныне как завещание.

«Сынок мой, кровинка моя родимая, — писала мать. — Не сплю я ночи напролёт, всё о тебе думаю и всё гляжу на дорогу, по которой катят и катят чужие машины и танки, и жду не дождусь, когда же на ней наши-то покажутся и ты вместе с ними… А по ночам на тёплые звёзды гляжу, будто могут они сказать, где ты сейчас, как воюешь с немчурой проклятой и скоро ли прогонишь гадов с советской земли. Верю я, сынок, всем сердцем верю, недолго им у нас катовать, не сегодня-завтра придёшь ты домой, живой и невредимый, принесёшь нам радость и победу. Доживу ли я до светлого этого дня?.. Коли не доживу, так вот тебе мой материнский наказ: помоги отчему краю залечить раны глубокие, трудись, милый, вдвое-втрое против прежнего… И поскорей приводи в дом молодую хозяйку: вдвоём-то с любым лихом легче справиться. Только не ищи ты в суженой своей красоту да бойкость хороводную, а подбери такую, чтобы сердцем была мудра и чиста и была бы верна тебе всю жизнь, как я твоему отцу, о котором я и по сю пору не могу забыть…»

Прочитал Тарас это письмо, и сердце его сжалось от боли. Снова встал в памяти светлый образ матери. А потом подумал он о Ганне. Ведь мать своим письмом словно предупреждала его: сторонись, сынок, своевольных красавиц. Но Тарас тут же начал оправдывать Ганну: «Ведь красота, мамо, не порок. Ганна и красива и чиста сердцем, а если немного капризна, так то не её вина: это хлопцы избаловали её своим докучным вниманием, вьются вьюном вокруг неё, как мухи вокруг банки с вареньем!»

Сам Тарас в отличие от других поклонников Ганны не лез ей на глаза, не набивался в провожатые и лишь издали следил за ней ревнивым, сдержанным взглядом. Парень он был не промах, любил сплясать и побалагурить, а в присутствии Ганны мрачнел, тушевался, прятался за других.

В жизни, однако, часто бывает так: ты держишься в тени, а тебя-то как раз и примечают. Иная красавица тянется к тому, кто старательней всех её избегает.

И однажды, после гулянки, прогнав от себя записных своих кавалеров, Ганна подошла к Тарасу и, смеясь, сказала:

— Что ты всё в тень жмёшься?.. Или меня боишься? Так я ж не кусаюсь!.. — а потом добавила, закинув на затылок маленькие свои ладони: — Ох, Тарас, опостылели мне все наши хлопцы!.. Проводи меня.

Они медленно шли по затихшей улице. Звёзды, перемигиваясь, смотрели на них с тёплого неба. Тарас молчал, а Ганна, серьёзная, задумчивая, говорила, словно беседовала сама с собой:

— Многие сохнут по мне, Тарас, я ж вижу, не слепая… А мне… мне ты приглянулся. Ты один… Ты сильный, степенный, с тобой рядом спокойно. Потому-то я… Я ведь первый раз с парнем гуляю вот так, как с тобой… Правда, Тарас!..

— Одну-то тебя я ещё ни разу не видел, — угрюмо буркнул Тарас, смущённый неожиданным признанием Ганны.

— И верно! За мной всегда хвост тянется. Так я-то тут при чём?.. А вот так, чтоб со мной только один был… Это в первый раз. Не веришь?.. Спроси у луны, у этих вот звёздочек. Они все видели, они скажут тебе: правду говорит твоя Ганна…

«Твоя Ганна»… От этих слов бросило Тараса в жар. А девушка покосилась на него с обидчивой укоризной и сказала:

— Я перед тобой душу раскрыла. А ты… Словно воды в рот набрал! Или привык, чтоб тебе девушки на шею вешались?..

Тарас вздохнул. Он не знал, что сказать Ганне, потому что и верил ей и не верил. Не понимал он, что она могла в нём найти. Уж не расчёт ли тут какой?.. Да нет, какая ей корысть обманывать Тараса! Правду она говорит. Да как говорит-то — будто по книжке читает: «Спроси у луны, у этих вот звёздочек…» И Тарас, наконец, выдавил из себя: