Атаджан Таган - Чужой

Сказав, что сейчас он не сможет ответить на этот вопрос, Блоквил спросил:

— А вы какую цену за меня собираетесь назначить, Агабек?

Эемурат долго размышлял над этим вопросом и уже давно пришел к решению, поэтому ответил незамедлительно:

— Придется заплатить две тысячи туменов.

Когда Акмарал перевела его ответ на фарси, Блоквил с трудом удержался от смеха, и подсчитал, что в переводе на французские деньги эта сумма составляет окло девяносто тысяч франков. Ему хотелось спросить: “Вы хоть знаете, сколько наших денег надо заплатить за такое количество туменов?” Но мысль о том, что тем самым он только навредит себе, если пойдет против Эемурата, который уже начал смягчаться от предвкушения скорой платы, заставила его прикусить язык.

— Но это слишком непомерная плата, Агабек!

— Не такая уж она и большая, — уверенно заявил Эемурат, считая пленного ничего не понимающим недоумком. — Мы знаем, сколько стоят рабы, поэтому и назначили такую цену.

— Это не так, Агабек. За такие деньги можно трех рабов купить.

Зная, что француз прав, и тем не менее не желающий уступать Эемурат пошел на хитрость.

— Если не заплатят назначенную нами цену, как бы не продлился срок твоего пребывания здесь, мулла француз.

У Блоквила был готов ответ для своего хозяина. Но он решил не торопить события, а пока что воспользоваться удобным моментом, чтобы решить свои сиюминутные проблемы.

— О цене поговорим тогда, когда за мной приедут, Агабек. Но у меня к вам есть одна просьба. Сейчас, даже если вы освободите меня, и никуда не смогу уйти. Выбросьте из головы мысль о моем побеге и дайте мне немного свободы…

— Какая свобода нужна пленному человеку? — Эемурат гонур высокомерно посмотрел не на просителя, а на переводчика.

— Снимите с меня хотя бы кандалы. Позвольте хотя бы с окружающими общаться. Или поручите какое-нибудь дело, чтобы я имел занятие. Вы ведь мусульмане. В противном случае, я могу заболеть от тоски и умереть.

Последние слова произвели на Эемурата впечатление. Конечно, если его пленный умрет, он останется ни с чем. Понятно ведь, что никто не станет платить выкуп за умершего. Мало того, хозяина могут обвинить в смерти его пленника. Ладно, обвинить, а если кто-то захочет кровной мести, что тогда?

Видимо, поэтому Эемурат подумал немного над просьбой пленного и в конце концов согласно кивнул головой.

Похоже, Блоквил сглазил самого себя. В тот же день, когда под страхом неведомой смерти отвоевал себе у Агабека немного свободы, он заболел. Он предположил, что оба его глаза поразила глаукома. С каждым днем его мир все больше сужался, а черная пленка перед глазами становилась все плотнее. Он вынужден был забыть свои нынешние мучения и страдания в плену, он представил трудности, которые ожидали его впереди. Все его мысли были только о его глазах. Вернуться домой незрячим не означало получить свободу. И на что ему такая свобода, если после стольких лишений он не сможет увидеть улыбку своей матери, лица своих друзей, прекрасный Париж, знакомые глаза, если будет лишен возможности наслаждаться женской красотой!

Слово свобода Блоквил понимал как возможность вольно смотреть на мир, наслаждаться предназначенными для людей красотами мира. Что же ему теперь делать? По его разумению, у этого кочевого народа, не умеющего ничего, кроме как махать лопатой и косой, скакать на коне, навьючивать верблюдов и ишаков, вряд ли могут оказаться люди, что-то смыслящие в лечении такого нежного органа, как глаза. И хотя он не смог ничего сделать для своего освобождения, посчитал необходимым пойти на любые меры ради того, чтобы не ослепнуть.

До сих пор Блоквил, хоть и с трудом, но различал движения рук играющих во дворе ребятишек, теперь же его состояние ухудшилось. Сегодня он с трудом разглядел красивую плетеную из прутьев тамариска загородку у отверстия колодца, расположенного в нескольких шагах от него. Огромная восьмикрылая кибитка Эемурата сразу за колодцем казалась непонятным силуэтом. “Если сейчас я эту кибитку едва вижу, завтра для меня померкнет весь белый свет…”

Охватившая его тревога заставила Блоквила спешно выйти из сарая. Он направился к дому Эемурата.

Не заметив, как он одолел двадцать шагов между сараем и кибиткой, француз вспомнил поведение туркменских стариков — остановившись на пороге кибитки, он тихонько покашлял.

В доме возникли голоса. Однако никто на улицу не вышел. И тогда Блоквил впервые за все месяцы своего пребывания в Гонуре открыл дверь дома своего Агабека.

— Эссаламалейкум, Агабек!

От неожиданности Эемурат чуть не выронил из рук пиалу с чаем.

— Валейкум эссалам, французский мулла! — он шутливо спросил у раннего гостя. — Что, плохой сон приснился? Пусть он не сбудется! — он вдруг повернулся к сидевшей в посудном углу жене и сказал. — Неспроста он пришел в такую рань, Аннабиби. Приведи Акмарал!

После ухода Аннабиби за Акмарал Эемурат гонур пригласил Блоквила сесть.

Осторожно переставляя ноги, пленный с трудом одолел расстояние в два-три шага от двери до очага и опустился на корточки у края золы. Он сделал это очень неловко, было видно, что для него это непривычная поза. Пленный протянул руки к раскаленным углям, приятное тепло разлилось по телу.

Заметив, что француз выглядит очень плохо, Эемурат испытал чувство жалости к нему.

— На, выпей пиалу чая!

— Нет, Агабек. Не хочу.

Эемурат решил подбодрить его:

— Я смотрю, ты скоро заговоришь на нашем языке! — и приветливо улыбнулся. — Туркмены перед едой всегда пьют чай.

— Я болен, Агабек.

— Болен, говоришь?

Блоквил паказал пальцем на глаза.

— Глаза болят, Агабек. Глаза.

— Здравствуй, дэдэ Эемурат! — в комнату вошла Акмарал.

— Саламэлик! — вперед хозяина дома ответил Блоквил.

Эемурат весело рассмеялся.

— Ты не “саламэлик”, она “саламэлик”! и он знаком показал вначале на пленного, а потом на Акмарал.

Блоквил понял, повторил “она саламэлик” и обнажил зубы, хотя ему и не хотелось улыбаться.

— Акмарал, он пришел с какой-то проблемой, вроде бы у него глаза болят…

Как только Акмарал вопросительно посмотрела на него, Блоквил затараторил без остановки. Он говорил с таким жаром, что хозяин дома раскрыл рот от удивления.

— Что-то он уж очень серьезно вещал. Что он говорит?

— Говорит, что его глаза поражены глаукомой, черная пленка застила их, Эемурат дэдэ.

Словно не веря сказанному, Эемурат покачал головой.

— Как он может знать, что у него глаукома? Он, что знахарь?.. И что я могу поделать, даже если у него такая болезнь случилась?

Блоквил, не дожидаясь перевода Акмарал воскликнул:

— Табип! Табип нужен!

Эемурат понял его слова и без переводчика.