Ричард Хилдрет - Белый раб

Нижняя Виргиния в те годы начинала уже испытывать на себе то бедствие, говоря по правде, вполне заслуженное, которое потом с ещё большей силой обрушилось на неё. Поля её были заброшены. Плантации, которые могли бы ещё, если бы они обрабатывались руками свободных людей, приносить обильный и богатый урожай, теперь покрылись густыми, почти непроходимыми зарослями. Одна такая одичавшая плантация находилась милях в десяти от Спринг-Медоу. Я бывал там несколько раз вместе с моим молодым хозяином, мастером Джеймсом, в те годы, когда у него ещё хватало сил ездить верхом. Он испытывал странное, почти болезненное влечение к пустынным, безлюдным местам. Туда-то я и решил направиться теперь.

Тропинка, которая вела к этой плантации, и поля, тянувшиеся по обеим сторонам её, до такой степени заросли мелким ельником и ветки так тесно переплелись, что пройти было почти невозможно. Мне всё же удалось не сбиться с пути, но продвигались мы с таким трудом, что день забрезжил раньше, чем нам удалось достигнуть развалин прежнего господского дома.

Дом этот, построенный когда-то с претензией на красоту, был очень велик, но сейчас окон в нём уже не осталось, двери были сорваны, а крыша во многих местах обвалилась. Двор весь зарос молодыми деревьями, и дикий виноград обвил стены дома. Тишина и запустение царили над всем. Конюшни, хлев и те лачуги, в которых когда-то помещались рабы, превратились в груды мусора, поросшие сорной травой.

На некотором расстоянии от дома был крутой обрыв, обрамлявший глубокое ущелье. Неподалёку от этого ущелья из-под пригорка с шумом вырывался чудесный родник. Он был наполовину засыпан песком и сухими листьями, но вода его сохранила прохладу и чистоту.

Близ родника виднелось небольшое низенькое кирпичное здание, служившее, по-видимому, когда-то сыроварней или ещё чем-то в этом роде. Дверей уже не было и половина крыши обвалилась, но остальная часть ещё держалась, и отверстия в тех местах, где крыша была сорвана, могли заменить окна, которых в этом здании вообще не было, давая доступ туда воздуху и свету…

Это полуразвалившееся строение укрылось в тени развесистых старых деревьев, а молодые побеги так густо разрослись вокруг, что даже на расстоянии нескольких шагов его совершенно не было видно. Мы совершенно случайно наткнулись на этот домик, разыскивая родник, из которого я когда-то пил воду, но точное местонахождение которого я позабыл. Нам сразу же пришла мысль на время поселиться здесь. Мы поспешили очистить помещение от обломков, которыми оно было завалено, и приспособили его для жилья.

Я знал, что в места, где мы теперь находились, никто никогда не заглядывает. Ходили слухи, что в господском доме водятся привидения, к тому же жилья поблизости не было, а заросли были почти непроходимыми, — все эти обстоятельства могли уберечь нас от непрошеных гостей. Поблизости было расположено несколько плантаций. Мы находились в центре обширного участка земли, омываемого двумя реками, которые протекали на сравнительно небольшом расстоянии друг от друга; ноля, расположенные несколько ниже, обрабатывались. Но от этих полей нас отделяло четыре или пять миль, а Спринг-Медоу, ближайшая от нас усадьба, находилась, как я уже говорил, на расстоянии десяти или двенадцати миль.

Я решил, что мы можем спокойно оставаться в нашем убежище и что благоразумнее всего будет переждать здесь, пока окончатся поиски, которые, несомненно, предпримут сразу же, как только обнаружат наш побег.

Мы постарались устроиться как можно удобнее. Стояла самая жаркая пора лета, и отсутствие дверей и крыши не причиняло нам пока никаких неудобств. Набросав в угол груду сосновых веток, мы соорудили себе постель. Спалось нам на ней слаще, чем на пуховом ложе. Подобрав в большом доме какие-то обломки обшивки, я смастерил из них две табуретки и некоторое подобие стола. Воду мы брали в роднике; оставалось только позаботиться о пище. В лесу на кустах и деревьях было немало диких плодов и ягод, а в некогда роскошном фруктовом саду, хоть он и густо зарос разними дикими растениями, и теперь ещё созревали персики. Я умел ставить силки и ловить кроликов и всякую мелкую дичь, великое множество которой водилось в окрестных рощах.

Родник, из которого мы брали воду, соединялся с другими и образовывал ручеёк, который неподалёку впадал в небольшую речку, где было много рыбы. Но главной нашей пищей был маис; на соседних плантациях он к этому времени уже почти совсем созрел, и я, не терзаясь никакими угрызениями совести, преспокойно собирал его там.

В общем же, хотя оба мы и не привыкли к такому полудикому существованию, жизнь наша казалась нам очень приятной. Тем, кто всегда живёт в праздности, трудно себе представить, какая это радость для человека, долгое время изнемогавшего в подневольном труде, расслабить свои мышцы и наслаждаться покоем. Мне случалось теперь часами лежать в тени, предаваясь сладостным мечтам, упиваясь блаженным сознанием того, что я сам себе хозяин. Я приходил в восторг от мысли, что не должен никуда бежать по чужому зову и могу работать или отдыхать, когда мне это заблагорассудится.

Пусть никто поэтому не удивляется, если освобождённый раб в первое время бывает склонен к безделью, — для него это совершенно непривычное наслаждение. Труд в представлении раба неразрывно связан с принуждением и кнутом, и слова «не работать» всегда являются для него символом свободы.

Однако несмотря на то, что обстоятельства складывались для нас как будто благоприятно, необходимо было позаботиться и о будущем. Мы с самого начала понимали, что наше убежище может служить нам только временно; а теперь приходилось думать о том, чтобы покинуть его. Жизнь вдвоём с Касси казалась мне блаженством, и я готов был бы до конца моих дней прожить в этом уединении; хоть у нас и не было тех радостей, которые даёт людям общество, зато мы были избавлены от многих тяжёлых страданий. Но оставаться там дольше было нельзя. Климат в Америке не приспособлен для отшельнической жизни. Наше теперешнее убежище было достаточно хорошо для летнего времени, но для зимы оно совершенно не подходило. Меж тем зима уже приближалась.

Мы надеялись, что нам удастся перебраться в так называемые свободные штаты. Я знал, что к северу от Виргинии есть места, где рабства не существует. Если нам удастся уйти из окрестностей Спринг-Медоу, где меня хорошо знают, не так уж трудно будет пробраться и дальше. Мы считали, что цвет нашей кожи таков, что за рабов нас не примут и нам легко будет сойти за свободных виргинских граждан. Но полковник Мур, несомненно, всюду разослал объявления о нашем побеге и сообщил все наши приметы до мельчайших подробностей. Поэтому нам надо было вести себя очень осторожно. Я пришёл к заключению, что Касси необходимо изменить свою внешность. Надо было только подумать о том, как ей переодеться.