Ричард Хилдрет - Белый раб

Мы пустились в путь, следуя его указаниям, и шли несколько дней, или, вернее, ночей, держа курс на север. На пятый или шестой день мы двинулись сразу же после заката солнца и шли по пустынной и холмистой местности. Было уже за полночь, когда наш проводник сказал нам, что идти остаётся уже недалеко. Но так как луна скрылась за облаками и было совсем темно, он добавил, что ему трудно точно определить место, где мы находимся, и что лучше всего было бы выждать наступления утра; тогда он укажет нам более надёжное убежище.

Мы охотно согласились; мы падали с ног от усталости, и нас клонило ко сну. Разложив костёр, мы приготовили себе еду из остатков продуктов, взятых на дорогу. Поставив одного из наших товарищей часовым, мы легли и сразу же уснули.

Спал я очень крепко. Мне снились Касси и наш ребёнок, как вдруг сквозь сон до меня донеслись звуки ружейной пальбы и топот несущихся лошадей. Я мгновенно вскочил, не вполне ещё отдавая себе отчёт, во сне ли это, или наяву. В ту же минуту взгляд мой упал на Томаса, который был рядом со мной, и я увидел, что одежда его в крови. Он вскочил ещё раньше меня, и, не пытаясь даже разобраться в происходившем, мы бросились в чащу леса, стараясь скрыться неведомо куда и неведомо от чего.

Но вдруг Томас застонал и сказал, что не может идти дальше. Он потерял много крови и ослабел; раны его давали себя чувствовать. Начало рассветать. Мы опустились на землю, и я попытался чем мог перевязать его раны. Пуля или крупная дробь ранила его навылет в мышцу руки, повыше локтя. Другая пуля попала в бок, но, насколько мы могли судить, она скользнула вдоль ребра и пролетела дальше, не причинив особенного вреда. Кровотечение между тем продолжалось, и раны болели. Оглядевшись, мы увидели небольшой ручеёк, и это позволило обмыть раны, а также утолить мучившую нас жажду.

Несколько освежившись и придя в себя, мы стали решать, куда нам идти и что делать дальше. Нечего было и думать о возвращении к тому месту, где мы были застигнуты. Да и вряд ли бы нам удалось разыскать его: утро было сумрачное и туманное, и бежали мы, не разбирая направления. Островок, так долго служивший нам убежищем, находился на расстоянии семи-восьми дней пути, а так как шли мы оттуда главным образом по ночам, к тому же часто меняя направление, — нам теперь нелегко было бы найти обратною дорогу.

Однако Томас всегда гордился тем, что хорошо ориентируется в лесу, и хоть он в этот раз, может быть, и не примечал дорогу так внимательно, как следовало бы, он всё же полагал, что сумеет её отыскать.

Но раны причиняли ему ещё сильную боль, и он был чересчур слаб, чтобы можно было пускаться в путь немедленно. Кроме того, было уже совсем светло, а мы знали, что можем передвигаться только ночью. Эти соображения заставили нас забраться в чащу леса и ждать наступления темноты.

К вечеру Томас объявил, что чувствует себя много лучше, и мы решили сняться с места и двинуться в путь. По мы хотели сначала всё же попытаться разыскать место нашей стоянки, в надежде встретить кого-нибудь из товарищей, которым, может быть, удалось спастись, как и нам.

Побродив некоторое время, мы наконец наткнулись на это место. Подле потухшего костра валялись два окровавленных тела наших товарищей. Они, видимо, были убиты во время сна. Кусты вокруг были забрызганы кровью, и нам при свете луны удалось обнаружить кровавые следы, которые тянулись очень далеко. Это, вероятно, были следы нашего часового, который уснул и, таким образом, дал возможность застигнуть нас врасплох.

А что, если раненый спрятался в кустах и лежит там без помощи?.. Эта мысль придала нам решимости. Мы попробовали окликнуть его, но вместо ответа услыхали одно только лесное эхо. Мы снова вернулись к месту стоянки взглянуть на изуродованные пулями лица наших убитых друзей. Нас мучила мысль, что они останутся непогребенными. Я торопливо выкопал неглубокую яму, и мы положили туда убитых. В слезах мы простились с ними и, печальные, напуганные и подавленные, пустились в наш долгий, утомительный и, быть может, бесцельный путь.

Всю ночь мы медленно шли, а когда стало светать, как всегда спрятались и приготовились ко сну. Раны Томаса быстро заживали, и можно было надеяться, что скоро они совсем затянутся. Рана в боку была гораздо менее опасна, чем нам показалось сначала, и боль настолько стихла, что ему удалось уснуть.

Спали мы довольно хорошо, но проснулись с ощущением слабости: целые сутки мы ничего не ели. Солнце ещё не зашло, но всё же мы решили немедленно трогаться с места в надежде, что, пока светло, нам удастся найти хоть что-нибудь, чем утолить наш голод.

Мы долго шли лесом и к тому времени, когда стало уже темнеть, напали на дорогу. Мы решили пойти по ней, предполагая, что она приведёт нас к какой-нибудь ферме. Решение это оказалось для нас роковым. Не прошли мы и полумили, как вдруг на вершине небольшого пригорка встретились с тремя всадниками, которых извилины дороги скрывали от нас до той самой минуты, пока мы не столкнулись с ними лицом к лицу.

Обе стороны были одинаково поражены неожиданной встречей. Всадники остановили лошадей и пристально нас оглядели. Вид наш был таков, что не мог не обратить на себя внимания. Платье наше было порвано и свисало лохмотьями. Вместо башмаков на ногах у нас было подобие мокасинов из недубленой воловьей кожи, шапки на нас были из той же кожи. Вся наша одежда, особенно же одежда Томаса, была забрызгана кровью и грязью.

Меня они приняли за свободного человека, и один из них крикнул мне:

— Эй! Незнакомец! Кто ты и чей это негр?

Я постарался, насколько возможно, использовать светлую окраску моей кожи и выдать себя за свободного гражданина. Но вскоре я понял, что мои старания пропадают даром: хоть всадникам вначале и в голову не пришло, что я раб, выглядели мы оба настолько странно, что они подвергли меня подробному допросу. Так как я очень смутно представлял себе, где мы находились, и совершенно не знал местности, я не был в состоянии сколько-нибудь вразумительно ответить на многочисленные вопросы всадников и очень быстро запутался. Это возбудило в них недоверие, и пока один из них всё ещё продолжал расспрашивать меня, другой, соскочив с лошади, схватил меня за воротник и закричал, что я либо беглый раб, либо похититель негров. Остальные двое в мгновение ока также соскочили с лошадей, и в то время как один из них схватил меня за плечо, другой накинулся на Томаса.

Томас вырвался из его рук и побежал. Но, отбежав недалеко, он оглянулся и, увидев, что я повален на землю, забыл о своих ранах, о том, как он слаб, об опасности, которая ему грозила; он схватил свою палку и бросился мне на помощь. Напавшие на меня так сильно сдавили мне горло, что я не мог пошевельнуться и едва не потерял сознания. В то время как один из нападавших продолжал держать меня, второй вскочил и бросился на Томаса, который одним ударом повалил своего противника и бежал ко мне, высоко подмяв свою дубинку. Его новый противник был силён и ловок. Он увернулся от удара, и они сразу же схватились друг с другом. Томас ещё плохо владел левой рукой; кроме того, потеря крови и длительное голодание сильно его изнурили. Несмотря на это, он яростно боролся и уже почти одерживал верх, как вдруг тот, кого он опрокинул наземь в начале боя, пришёл в себя и, вскочив на ноги, поспешил на помощь своему спутнику. С обоими одновременно Томас справиться уже не мог. Они повалили его на землю и связали ему руки; то же самое было сделано и со мной. Вытащив из седельных сумок ещё одну верёвку, обвязав ею каждого из нас за шею, они заставили нас бежать, подгоняя плетью, чтобы мы не отставали от их лошадей.