Рабиндранат Тагор - Крушение

— Ты с ума сошел, Джоген. Да разве Хем согласится выйти за него замуж?

— Если ты не будешь мешать мне, я берусь добиться ее согласия.

— Нет, нет, Джоген! — испуганно воскликнул Оннода-бабу. — Ты не знаешь Хем. Запугиванием, принуждением ты только оттолкнешь ее. Дай ей еще несколько дней, пусть успокоится. Бедняжка, она столько уже пережила. А со свадьбой некуда торопиться.

— Да я ее не огорчу, все дело можно будет уладить очень осторожно и легко, не причинив ей никаких страданий. Неужели вы думаете, что я умею только скандалить?

Джогендро был человек нетерпеливый. В тот же вечер, едва Хемнолини, причесав волосы, вышла из своей комнаты, он окликнул ее:

— Хем, мне надо поговорить с тобой.

Сердце Хемнолини дрогнуло. Она медленно последовала за ним в гостиную и села на стул.

— Ты не замечаешь, как ухудшилось здоровье отца, Хем? — начал Джогендро.

Тень беспокойства пробежала по ее лицу, но она ничего не ответила.

— Я хочу сказать, что если не принять срочных мер, отец может серьезно заболеть.

Хемнолини поняла, что ответственность за болезнь отца целиком возлагается на нее. Она низко опустила голову и стала перебирать край своего сари.

— Что было, то прошло, — продолжал он. — И чем больше ты горюешь о прошлом, тем неприятнее нам. Теперь, если ты хочешь совершенно успокоить отца, ты должна как можно быстрее уничтожить с корнем все воспоминания об этой неприятной истории. — Сказав это, Джогендро замолчал и выжидающе посмотрел на Хемнолини.

— Не беспокойся, я никогда не заговорю с отцом об этом, — смущенно проговорила Хем.

— Ты-то, конечно, не будешь говорить, но ведь другим рты не закроешь.

— Что же я могу сделать?

— Есть только одно средство прекратить все толки.

Догадавшись, что имеет в виду Джогендро, Хемнолини поспешно сказала:.

— Было бы хорошо увезти отца на некоторое время на запад. Когда через несколько месяцев мы вернемся, болтовня уже прекратится.

— Это тоже не даст желанных результатов. Сердце отца до тех пор будет истекать кровью, пока он не будет вполне уверен в том, что ты совершенно излечилась от горя.

Из глаз Хемнолини брызнули слезы, но она быстро вытерла их и спросила:

— Так скажи, наконец, что должна я сделать?

— Я знаю, тебе тяжело об этом слышать, но если ты хочешь, чтобы все были счастливы, то должна, не теряя времени, выйти замуж.

Хемнолини точно окаменела. Но Джогендро не желал ждать и воскликнул:

— Вы, девушки, своим воображением любите делать из мухи слона. Не у тебя одной — у многих происходят подобные неприятности со свадьбой, но ведь в конце концов все улаживается. А если бы в каждом доме разыгрывались взятые из книг истории, жизнь стала бы совершенно невыносимой. Выходи замуж за достойного человека и прекрати как можно скорее эту ненужную комедию. Может, тебе и не стыдно декламировать перед людьми: «Я навсегда стану отшельницей и, сидя на крыше, буду созерцать небеса. Память об этом недостойном изменнике я вознесу на алтарь своего сердца и буду свято чтить ее!» — нам же — хоть умирай от такого позора.

Хемнолини отлично знала, насколько постыдной должна казаться людям эта «комедия», поэтому насмешка Джогендро пронзила ее как нож.

— Дада, — сказала она, — я ведь не говорю, что отрекусь от мира и никогда не выйду замуж.

— Если ты не хотела этого сказать, так выходи. Конечно, если ты заявишь, что никого, кроме властителя небес, самого бога Индры [41] Индра — один из главных богов в индийской мифологии: бог-громовержец и воитель. полюбить не можешь, то тебе ничего другого не остается, как сделаться отшельницей!

На свете редко встречаешь то, что нравится, надо принимать вещи такими, какие они есть. Я считаю, что в этом и заключается благородство.

Раненная в самое сердце, Хемнолини сказала:

— Зачем ты так зло смеешься надо мной? Разве я говорила тебе что-нибудь о любви?

— Правда, не говорила. Но я же вижу, что ты ничуть не стесняешься выражать некоторым из искренне расположенных к тебе друзей свою несправедливую и беспричинную антипатию. Ты все-таки должна будешь признать, что среди тех, с кем тебе приходилось встречаться, есть один, который в радости и горе, в почете и унижении всегда оставался тебе верен. За это я его очень уважаю. Если ты хочешь такого мужа, который жизнь за тебя будет готов отдать, то его искать не придется, а если ты склонна заниматься мелодекламацией…

Хемнолини вдруг встала:

— Ты не должен так разговаривать со мной. Что бы ни приказал мне отец, кого бы ни выбрал мне в мужья, — я выполню его волю. Вот если откажусь повиноваться, тогда можешь говорить мне о мелодекламации.

Джогендро сразу смягчился.

— Не сердись на меня, Хем! Ты же знаешь, что когда я взволнован, то не владею собой, говорю, что придет в голову. Мы ведь с тобой вместе росли, я же знаю, как ты скромна и как любишь отца.

С этими словами Джогендро ушел к Онноде-бабу. Оннода-бабу был у себя в комнате. Его терзала мысль о том, что Джогендро может жестоко обидеть Хем; он уже собирался пойти и прервать беседу брата с сестрой, когда явился Джогендро. Оннода-бабу выжидающе посмотрел на него.

— Хем согласна выйти замуж, отец, — объявил Джогендро. — Ты, наверно, думаешь, что я силой вынудил ее согласиться — ничего подобного! Теперь, как только ты ей сам скажешь о своем желании, она не станет возражать против брака с Окхоем.

— Я должен сказать ей об этом?

— А ты думаешь, она сама придет к тебе и скажет: «Я выхожу замуж за Окхоя»? Хорошо, если ты боишься сказать ей это, так я передам твою волю!

— Нет, нет! — испуганно воскликнул Оннода-бабу. — Я сам скажу ей все, что нужно. Но к чему так спешить? Мне кажется нужно подождать еще несколько дней.

— Нет, отец, задержка может вызвать различного рода осложнения. Так долго тянуть нельзя.

Никто в доме не мог устоять перед настойчивостью Джогендро: за что уж он ухватился, — не отпустит, пока не добьется своего. Оннода-бабу в душе его побаивался. И, чтобы прекратить этот разговор, ответил:

— Хорошо, я скажу.

— Сейчас самое подходящее для этого время, отец. Она сидит и ждет твоего решения. Покончи сразу со всем этим.

Оннода-бабу задумался.

— Тут нечего размышлять, — заметил Джогендро. — Иди сейчас к Хем.

— Побудь здесь, Джоген, — попросил Оннода-бабу, — я пойду к ней один.

— Хорошо, я останусь здесь.

Войдя в неосвещенную гостиную, Оннода-бабу услышал, как кто-то порывисто поднялся с кресла. Полный слез голос произнес:

— Свет погас, отец, я сейчас велю зажечь лампу.

Оннода-бабу понял, почему погас свет, и сказал:

— Не беспокойся, дорогая, зачем нам лампа?

Он ощупью добрался до Хемнолини и сел с ней рядом.

— Ты не заботишься о своем здоровье, отец, — сказала она.