Рабиндранат Тагор - Крушение

В доме Шойлоджи в этот день не ели и не ложились спать. Плач раздавался по всему дому. Рыбаки на лодке обшарили сетью реку далеко вокруг. Полиция начала розыски. Со станции были получены достоверные сведения, что ни одна женщина-бенгалка, по описанию похожая на Комолу, вчера на поезд не садилась.

В этот же день к вечеру приехал Чокроборти. Когда он внимательно выслушал рассказы о поведении Комолы за последние несколько дней, у него не оставалось сомнений: Комола бросилась в Ганг.

— Поэтому и Уми вчера ночью заплакала и вела себя так странно, — заметила Лочминия. — Надо было отогнать от ребенка злых духов.

В груди Ромеша все будто окаменело, — у него даже не было слез.

«Комола пришла ко мне из Ганга и снова исчезла в нем, как чистый цветок, принесенный во время праздника Пуджа в дар Гангу», — думал он.

Когда село солнце, Ромеш снова пришел на берег реки. Остановившись там, где лежала связка ключей, он еще раз взглянул на следы ног на песке, а затем, сняв башмаки и подвернув дхоти, вошел в воду, вынул из футляра купленное ожерелье и бросил его далеко на середину реки.

Никто в доме дяди и не заметил, когда Ромеш покинул Гаджипур.

Ромешу казалось, что у него теперь не осталось ничего: ни дела, ни места, где бы он мог жить постоянно.

Нельзя сказать, чтобы он совершенно перестал думать о Хемнолини, но он отгонял мысли о ней. «Страшный удар, обрушившийся так внезапно, навсегда сделал меня недостойным этого мира, — думал он. — Пораженному молнией дереву нет места среди цветущих зарослей!»

Ромеш стал путешествовать, нигде не задерживаясь больше одного дня. Он плыл на лодке, любуясь великолепием бенаресских набережных; поднимался на Кутуб Минар в Дели, ходил смотреть при лунном свете на Тадж Махал в Агре, посетил Золотой храм в Амритсаре, оттуда отправился в Раджпутану посмотреть на храм, сооруженный на вершине горы Абу. Таким образом, ни душа его, ни тело не знали покоя.

Наконец, утомленный странствиями, юноша почувствовал в душе настойчивую тоску по дому. Его не покидали воспоминания о прошлой спокойной жизни в родном доме и сладостные мечты об устройстве своего собственного домашнего очага. И вот его скитания, в которых он старался забыть свое горе, внезапно кончились: с глубоким вздохом облегчения он купил билет до Калькутты и сел в поезд.

В Калькутте он не мог сразу решиться заглянуть в знакомый переулок в Колутоле; неизвестно, что его ожидало там! Его мучило опасение, что там могли произойти какие-нибудь серьезные перемены. Однажды он уже дошел до угла переулка, но повернул назад. На следующий день, вечером, собравшись, наконец, с духом, Ромеш приблизился к знакомому дому. Он нашел все двери и окна закрытыми, — ничто не указывало на присутствие в доме хозяев. Надеясь, что Сукхон во всяком случае стережет дом, он окликнул слугу и постучал в дверь, — никто не ответил.

Сосед Чондромохон сидел у своего дома, покуривая трубку. Увидев Ромеша, он воскликнул:

— Кого я вижу? Неужели Ромеш? Ну, как поживаете? В доме у Онноды-бабу сейчас никого нет.

— Не знаете ли вы, куда они уехали?

— Точно не могу сказать, знаю только, что отправились на запад.

— Кто же именно поехал?

— Оннода-бабу с дочерью.

— Вы хорошо знаете, что с ними больше никого не было?

— Разумеется! Я видел их как раз, когда они уезжали.

Тбгда Ромеш не удержался, чтобы не сказать:

— Мне говорил один знакомый, что с ними поехал господин по имени Нолин-бабу.

— Вы получили неверные сведения. Нолин-бабу, правда, жил некоторое время на вашей квартире, но за два-три дня до отъезда Онноды-бабу отправился в Бенарес.

Тогда Ромеш стал выспрашивать Чондромохона о Нолине-бабу. Полное его имя Нолинакха Чоттопадхайя. Рассказывали, что он раньше практиковал в Рангпуре, а теперь живет с матерью в Бенаресе. После недолгого молчания Ромеш спросил, не знает ли Чондромохон, где теперь Джоген.

Чондромохон сообщил, что Джогендро получил место старшего учителя в Майменсинге, в школе, основанной одним землевладельцем, и уехал в Бишайпур.

— Что-то вас давно не видно, Ромеш-бабу, — в свою очередь приступил к расспросам Чондромохон, где вы были все это время?

Ромешу больше незачем было скрываться, и он ответил, что практиковал в Гаджипуре.

— И теперь туда же собираетесь?

— Нет. Я жил там недолго. А теперь еще не решил, куда направиться.

Вскоре после того как ушел Ромеш, явился Окхой. Уезжая, Джогендро просил его иногда проверять, сторожат ли дом. Окхой же, как известно, никогда не относился небрежно к порученным ему обязанностям, поэтому время от времени он заглядывал сюда, чтобы убедиться, на месте ли один из двух сторожей оставленных Оннодой-бабу.

— Только что здесь был Ромеш-бабу, — сообщил Окхою Чондромохон.

— Что вы говорите! Зачем же он приходил?

— Не знаю, он все расспрашивал меня об Онноде-бабу. У него такой измученный вид, что сразу и не скажешь, кто это. Я бы так и не узнал его, если бы он не окликнул слугу.

— А где он сейчас живет, вы спрашивали?

— Все это время он жил в Гаджипуре, а теперь уехал оттуда и еще не решил, где поселиться.

Окхой ограничился неопределенным восклицанием и Нанялся своими делами.

«Какую ужасную шутку может сыграть судьба! — думал Ромеш, возвращаясь к себе домой. — С одной стороны — встреча моя с Комолой, с другой — Хемнолини с Нолинакхой, — все это похоже на роман, притом весьма скверно написанный. Придумать столь запутанный сюжет под силу только такому бесстрашному романисту, как судьба. В жизни случаются такие необычайные происшествия, которые робкий писатель не посмеет представить даже в виде фантастического романа».

Но Ромеш надеялся, что теперь он навсегда освободился от сетей неразрешимых загадок, опутавших его жизнь, и судьба в последней главе этого сложного романа не отнесется к нему жестоко.

Джогендро занимал в Бишайпуре небольшой одноэтажный домик, неподалеку от резиденции местного заминдара [49] Заминдар — помещик, землевладелец. . Однажды утром он читал газету, когда какой-то человек вручил ему письмо. Увидев подпись на конверте, Джогендро остолбенел от изумления. Он раскрыл письмо, — действительно, это писал Ромеш. Он ждет его в бакалейной лавочке в Бишайпуре и хочет поговорить с ним о важном деле.

Джогендро тотчас вскочил с кресла. Правда, он был вынужден однажды выругать Ромеша, — но все-таки это друг его детства, а он в этой глуши так давно лишен всякого общества. Прогнать Ромеша он не мог. Кроме того, к радости видеть его здесь примешивалась и немалая доля любопытства. А главное, Хемнолини тут не было, и его присутствие не могло служить причиной опасений.