Владимир Петров - Черемша

— А почему не управимся? Управимся сами. Дело женское, привычное.

— Вот тебя и выберем-назначим! — ехидно обернулась пигалица. — Общественной уборщицей.

— Зачем же уборщицей? — сказал парторг. — Мы её выберем председателем санитарной группы. А уж она организует так, чтобы в уборке барака участвовали все по очереди. Верно, девушки?

— Верно, верно!! — поддержали бетонщицы.

— Нет, не верно! — опять вскочила пигалица. — Это её-то председателем выбирать? Да я первая — против. Она же верующая. Она же неизвестная личность без паспорта! У неё никаких документов при себе нет!

Пигалица всё это выкрикнула с такой злостью, непререкаемой уверенностью, что в бараке сразу нависла напряжённая тишина. Слышно стало, как пыхтит-отдувается прораб Брюквин, как скрипит табуретка под его грузным телом.

— Ну, это не беда, — глухо, но чётко сказал наконец парторг. — Нет документов, значит, будут. Выдадим. Кто у неё бригадир? Пусть скажет о ней слово, о товарищ…

— Просековой, — подсказал прораб.

— О товарищ Просековой, — парторг стал было слушать Брюквина — тот продолжал что-то нашёптывать ему на ухо, но потом отмахнулся. — Так кто бригадир у Просековой?

Ответа не было. Тогда опять поднялась белобрысая пигалица, успевшая на этот раз упрятать под косынку заготовленный "перманент".

— Нет у неё бригадира! И вообще я вам русским языком объяснила: пришлая она. Неизвестно откуда. Один день проработала и напортачила за десятерых.

Вся эта перепалка происходила в углу, влево от входной двери. Начальство вместе с Ипатьевной сидело как раз перед настенной географической картой, и пигалица сидела тут же, у самого дверного косяка (её комендантша привела последней, вытурила из умывальника).

— Туда по узкому проходу вдоль стены и направилась Оксана Третьяк. Подошла, скрестила руки на груди, сказала с усмешкой:

— Я у неё бригадир! С сегодняшнего дня Просекова в моей бригаде работает. Девка боевая — у меня все такие. А Дуську вы не слушайте! Ей нынче кудри помешали завить, вот она и злится.

— Но-но, не дури, Оксана! — запыхтел, закипятился прораб Брюквин. — Я самоуправства не позволю. Просекова поставлена на растворный узел, пусть там и работает. Приказ вчерашним днём отдан.

— Да не женская там работа, товарищ прораб! — со спокойной весёлостью повернулась к нему бригадирша. — Там же мужику, и то надорваться можно. А ей ещё в семье жить, детей рожать. Ты сам-то соображаешь, куда поставил девушку?

Опять начался гвалт. Шумели в основном девчата из бригады Оксаны — подбадривали её. На пигалицу Дуську шикнули, и она, пользуясь общей сумятицей, шмыгнула за косяк, скрылась в умывальнике.

Заканчивая собрание, парторг Денисов сказал:

— Санитарную группу и её председателя утверждаем. Кто — за? Единогласно, вот и хорошо. А вы, товарищ Брюквин, сделайте выводы. Бригадир Оксана говорит правильно: надо немедленно исправить ошибку. Что касается жалоб и предложений, то завтра ваши бытовые дела ставим на парткоме. Поможем, товарищи! Это я вам твёрдо обещаю.

Парторг подозвал к себе бригадиршу, потом поманил пальцем Фроську. Вместе с ними вышел во двор. Усмехаясь в прокуренные усы, пробурчал:

— Ну и разыграли вы, плутовки, как по нотам! Ладно, ладно, не оправдывайтесь! Я и сам вижу: не было сговору меж вами. И Просекова молодец девка — тоже вижу. Вы вот о чём подумайте: производительность кладки бетона надо наращивать. Плохо мы пока гоним бетон, плохо! Самое наше слабое место.

— Подумаем, товарищ Денисов, — пообещала Оксана.

— Вот и хорошо. А за подругой своей приглядывай, уж больно она, красавица, гулянки ночные любит. Дело, конечно, молодое, однако надо и про отдых думать. А то какая получится работа?

Фроська стояла рядом, недоумевая: зачем понадобилось парторгу приглашать её с собой на проводы? Разговор-то он ведёт не с ней, а только с бригадиршей Оксаной.

Потом поняла: это чтобы другие видели, Ведь избрали её "председателем по чистоте", значит, в какое ни есть, а в начальство выдвинули. Вот это парторг и показывает.

Ежедневно на рассвете в четыре утра Шилов слушал Берлин — сводку политического обозрения. Здесь было утро, там — ушедшая полночь. Он жил вчерашним днём, однако ничуть не иронизировал по этому поводу. Он считал, что вчерашний день по-настоящему ещё не наступил и не сказал своего решающего слова.

Вести из далёкой Германии остро интересовали его, были житейски столь же необходимы, как бодрящий утренний кофе и первая папироса. Они давали своеобразную психологическую зарядку на целый день. Жизнь с её ежечасными хлопотами, рабочей суетой, бесконечными людскими встречами и столкновениями, с общей азартной возбуждённостью постепенно, но неуклонно раскачивала, трясла и просеивала его, выветривая многое из того, чем он держался и что определяло когда-то суть данной ему товарищами лестной характеристики "неумолимого и дерзкого". Он был влюблён в эту формулу.

Недавняя речь Гитлера об авторитарной системе нацизма, которую он прослушал, казалось, была очень далека от его эсэровско-троцкистских воззрений. Ко это только на первый взгляд. Размышляя потом, Шилов понял, что гитлеровские концепции прямо продолжают и развивают то, что давно зрело в его собственной душе — несмелое, опасливое, припрятанное за кисейные шторы так называемых предрассудков. То был гремящий голос воли, железного действия, рассудочного веления неодолимого, всесокрушающего, лишённого бренных лохмотьев совести — именно тех химер, которые потащили на дно не один десяток "спасителей России", оказавшихся не вождями, а лишь заурядными людишками.

"Сила через радость" — это придумано немцами (кажется, газетой штурмовиков "Штюрмер"?). Девиз передают ежедневно в связи с подготовкой к Берлинской Всемирной олимпиаде, но относится он не только к спорту и туризму ко всей сегодняшней Германии.

Слушая предолимпийские известия, Шилов всякий раз с замиранием сердца представлял себе круг Большой звезды в Тиргартене, откуда начинается прямая стрела улицы, ведущей к Олимпийскому стадиону… Да, Берлин стал для него родным городом, городом будущего, городом больших надежд.

Конечно, кое в чём немцы поступают опрометчиво, Вряд ли, например, надо трубить на весь мир о военизации детей, перечислять атрибуты формы всех этих Юнгфольк, Юнгмедель, Гитлерюгенд, восторженно умиляться ножам и кинжалам на бёдрах сопливых "солдат рейха".

И уж вовсе напрасно поднимать столько шума вокруг "еврейского вопроса", особенно по поводу "еврейского вето" во всех видах спорта. Это может оттолкнуть многих сторонников Германии, многих преданных борцов.

И вовсе глупость — попытки вернуться к древнегерманской религии. Тут явный прокол по геббельсовскому ведомству. Геббельсу, видите ли, не нравится, что немецкому народу в качестве бога навязан Исус Христос. Но кто же виноват, что всё христианское учение заимствовано у древних иудеев и все библийские персонажи — чистокровные евреи?