Валерий Вотрин - Логопед

— Как немтырей?

— Так немтырей! — опять неожиданно завопил Чебаков. В двери заглянула испуганная секретарша и тут же скрылась. — Немтырей, понимаете? Гу-гу, му-му! Был человек нормальный — стал немтырь! Девяносто семь немтырей! Вот к чему логопедия ваша привела!

Тут Чебаков, по-видимому, хотел выругаться, но сдержался, только издал несколько скрежещущих звуков.

— Ну, — сказал Рожнов, не зная, что сказать. — Ну, я сейчас тут… Я прослежу, вот что я хочу сказать.

Чебаков скептически смотрел на него.

— Ну, — повторил Рожнов, отчаянно пытаясь произнести хоть что-то. — Мы этот вопрос решим. Вы, значит, присылайте своих кандидатов.

— Чтобы вы их на речеисправительные отослали?

— Мы на них посмотрим, — примирительно произнес Рожнов. — Обещаю вам — все аспекты будут приняты во внимание.

— Слушайте, — сказал Чебаков. — Юрий Петрович, да? Значит, Юрий Петрович, вот что я вам скажу. Вы только заступили? А вы пройдитесь по району — чего тут сидеть? Пройдитесь, посмотрите.

— Пройдусь, посмотрю обязательно. А на что обращать внимание?

— А на людей. Просто гляньте, какие люди тут живут. Я вам прямо сейчас скажу, что за люди здесь живут. Сорный народ вокруг. Людишки сорные, понимаете? Мы-то чего хотим? Мы квалифицированных людей хотим, с качествами. А тут что? В общем, походите, посмотрите.

— Да я похожу, похожу.

— Нет, вы походите, походите! Послушайте, осмотритесь. А я пока посмотрю, кого можно призвать. Народ-то по домам не сидит, разбежался небось. Кроме того, нужны гарантии.

— Какие?

— А я вам скажу, какие. Боится народ. Ведь хотят, Юрий Петрович, хотят люди работать в Партии. Воодушевлены павшим на них выбором. Так и говорят — хотим, Виктор Петрович, работать, хоть сейчас готовы выступить. А тут что получается? Идут они к вам, а вы их — раз, и на курсы. Ну, а на курсах… Цепенюка-то знаете?

— Нет, как-то не доводилось.

— А вы сходите к нему. Тогда у вас вопросы и отпадут.

И Чебаков встал. Юра поднялся тоже, замялся, не зная, что делать, направился было к выходу, но Чебаков с протестующим возгласом загородил ему дорогу и глазами показал на потайную дверь. От стыда Юра залился краской. Конечно! Какой логопед ходит обычными дверями? Совсем растерялся, ругал он себя, спускаясь в тоннель. Нет, вовсе не так представлял он себе визит в райком.

Одно было приятно — вечером домой его отвезла машина с личным шофером.

На следующее утро Рожнов отправился на встречу с главным речеисправителем. Машину он отпустил у здания коллегии и пошел пешком через весь район. Уже в конце улицы начались бараки. Они были такие старые и прокопченные, словно их топили шпалами. На порогах неподвижно сидели чудовищные бабы. Перед бараками отирались группки вороватого вида, старательно сутулящихся пареньков в черных кепках. При виде логопедской шинели Рожнова они нехотя расступались, но спина отчаянно зудела от их медленных наглых взглядов. В одном месте ему в затылок негромко сказали:

— Цего исесь, цувацок?

Он не обернулся и не ответил. Тогда сзади так же негромко, насмешливо засвистели.

Недобрый, коварный достался ему район.

Речеисправительные курсы помещались в сером здании без вывески, обнесенном высоким глухим забором. На единственных воротах был строгий пропускной пункт. Матерые охранники долго проверяли документы Рожнова, вертели их в руках, вглядывались в фотографию. Недоверчиво косились на шинель. Наконец, пропустили. Он попал в здание.

Насколько был пустынен двор, настолько внутри здания было полно народа. Смирные потерянные люди сидели в коридорах, дожидаясь своей очереди в кабинеты, украшенные маленькими однотипными табличками. На каждой табличке стояла всего одна буква: «Л», «Р», «В», «Ш». Рожнов отметил, что в кабинет с табличкой «Р» очередь была самая длинная. Время от времени в коридоре показывались властные люди в длинных белых халатах, брали кого-нибудь из смирных ожидальцев и куда-то уводили. Бредя за ними, ожидальцы тоскливо оглядывались.

Кабинет главного речеисправителя находился на втором этаже, в конце коридора. Рожнов постучал и, не услышав приглашения, вошел. Перед этим он приосанился, оправил шинель. Цепенюк представлялся ему огромным, лысым, лютым, с громоподобным голосом. Однако в кабинете сидел человек с плоским незапоминающимся лицом, одетый в грязноватый белый халат. Он был похож на ветеринара. Маленькие его глазки с любопытством уставились на Рожнова.

— Иван Тарасович? — немного растерянно осведомился Рожнов.

Человек, поморщившись, кивнул, протянул руку, взял со стола дымящийся стакан с чаем и, не сводя глаз с Рожнова, громко отхлебнул.

Рожнов решил обойтись без вступления.

— Вам, наверно, уже сообщили о моем визите, — продолжил он, присаживаясь у стола.

Цепенюк в ответ утвердительно отхлебнул из стакана.

— Рожнов, Юрий Петрович, — представился Рожнов. Цепенюк без выражения смотрел на него, не отрывая стакана от губ. — Я вот зачем к вам, Иван Тарасович. Чебаков мне тут докладывает, что вы, то есть учреждение ваше, поставило под угрозу районный план призыва кандидатов. Имеются сведения, что никто из направляемых к вам кандидатов курсов не заканчивает, а становится… гм… немтырем. Есть какие-нибудь соображения?

Цепенюк осторожно поставил стакан на стол.

— Это кто говорит? Это партком говорит? — спросил он таким высоким голосом, что Рожнов от неожиданности чуть не подскочил на стуле.

— Партком, — подтвердил он, оправившись от потрясения.

Цепенюк полез в стол, вытащил оттуда какие-то бумаги.

— Вот акты проверок, — произнес он. Нет, такого голоса Рожнов положительно еще не слышал. — Нас регулярно коллегия проверяет. Вы то есть. Последний раз в июле проверка была. Тех самых девяносто семь человек проверили тоже… обоснованность решения по ним… и пришли к соответствующему выводу.

Рожнов придвинул к себе бумаги — то были какие-то написанные корявым почерком протоколы с многочисленными подписями, — поизучал их, ничего в них не понял, отдал обратно Цепенюку.

— И к какому же выводу они пришли? — спросил он.

— Решения по делам кандидатов вынесены правомерно, — заговорил Цепенюк, словно зачитывая протокол. — Речь всех девяноста семи кандидатов не соответствовала принятым нормам. Кандидаты были приняты на курсы, к ним применены известные речеисправительные методики. Сложность данных методик проявилась в первые же недели курсов. Кандидаты испытывали психологические и физические трудности с выполнением некоторых упражнений. Сказывалась выработанная в домашней и уличной среде долголетняя привычка произносить слова неправильно. Многие кандидаты просто не верили в то, что слово надлежит произносить иначе. Их приходилось переубеждать. Это обычная практика в речеисправительных учреждениях — терпеливо и настоятельно переубеждать, демонстрируя наглядные образцы. Необходимо подчеркнуть, что данные образцы не были должным образом восприняты речевым и мыслительным аппаратом кандидатов, что привело к психологическим срывам, умственным шатаниям, постепенному замыканию в себе. В результате мы были вынуждены признать, что кандидаты психологически не готовы к речевой перековке, им необходим отдых. После обследования кандидаты были направлены на лечение.