Саймон Монтефиоре - Сашенька

Ниже шла статья о первом пленуме ЦК, избранного XVIII съездом партии:

«Товарищ Сталин сказал много теплых слов в адрес советских людей нового поколения, выдвинутых кандидатами в члены Центрального комитета. Позднее в товарищеской беседе с делегатами товарищ Сталин с отеческой теплотой вспоминал, как в 1917 году он познакомился с товарищами И. А. Сатиновым и И. Н. Палицыным, тогда молодыми петроградскими рабочими. “Они были юными, они были друзьями по оружию, преданными большевиками. Партия поручала им много непростых заданий, — говорил товарищ Сталин, — а вот теперь они снова встретились в рядах высшего партийного руководства…”»

Она дважды внимательно прочитала заметку, сделала выписки, записала новую фамилию: И. Н. Палицын . Она осмотрелась: читальный зал заметно опустел. Лампы на половине столов были потушены.

Молодежь уже ушла, сидели лишь старики; у них осталось так мало времени, как и у Розы с ее невероятно гнетущим чувством потери. Может, это то имя, которое она ищет?

Катенька так громко захлопнула подшивку, что один из пожилых читателей прямо подпрыгнул, словно его пробудили ото сна.

Время уходить. У нее назначена встреча.

Мотоциклист в кожаных штанах, светло-коричневой куртке-косухе и шлеме с рогами — в стиле викингов — притормозил у ночного клуба «Черный пес» на набережной Москвы-реки, в нескольких минутах ходьбы от английского посольства, прямо напротив Кремля.

Время от времени по Москве-реке проплывала одинокая льдина, и потемневший снег еще лежал на земле, покрывая ее затейливыми узорами, но в воздухе уже витал запах весны. Стемнело, но ночь была теплой.

Катенька слышала, как в клубе местные музыканты играют песню «Ветер перемен» группы «Скорпионз».

Может, она не туда пришла? Она была не москвичкой и плохо знала город. Странное место для встречи двух историков.

Байкер слез с мотоцикла, подошел к ней, снимая шлем и протягивая ладонь в кожаной перчатке.

— Екатерина? Это вы? Я Максим Шубин.

— Ой, здравствуйте… — Катенька почувствовала, как краснеет, потому что он оказался значительно моложе, чем она предполагала. У Максима были длинные темные волосы — взъерошенная грива, большие карие глаза, а небольшая бородка, казалось, отросла за выходные, скорее случайно, чем намеренно. Увидев узкие кожаные штаны, украшенные молниями, она постаралась не рассмеяться.

— Вы не похожи на исследователя, — призналась она.

— А вы не похожи на ученого. Хотите выпить? Давай перейдем на «ты», — улыбнулся Максим. Швейцар, панк-рокер с большим количеством пирсинга в носу и на губах, провел их в клуб. Наверху было подобие гостиной, густо прокуренное, где в глаза бросались пустые стаканы, пластмассовые стаканчики и недоеденные бутерброды. Пол трясся от гула игравшей на первом этаже группы, но по крайней мере они могли здесь поговорить.

Максим нашел свободное местечко на диване, подозвал похожую на бродяжку официантку в резиновых сапогах, чулках и кожаных шортах, заказал два холодных пива.

— Ты недавно в Москве, угадал?

— Я училась здесь, провожу исследование, но…

— Дай угадаю по твоему акценту — ты с Северного Кавказа? Из Минвод или Владикавказа?

— Ты догадлив, — ответила Катенька. С каждым глотком ледяного пива к ней возвращалась уверенность. Чего она не замечала, так это того, что на носу у нее осталась пена от пива, а одежда выдавала в ней приезжую провинциалку. — А ты москвич?

— Родился я в Питере.

— Как романтично! В городе Петра Великого! Окно в Европу.

— Ты правда так считаешь? — спросил Максим. — Я, например, считаю именно так. Честно говоря, это тихая заводь, поэтическая тихая заводь, город пустых дворцов. Но там жив дух свободы. Возможно, это и сыграло определенную роль в том, что я работаю в фонде «Возрождение». — Он подергал лацканы куртки.

— Как ты меня нашла? Чем занимаешься?

— Я прочла твою статью об НКВД во времена репрессий в «Вопросах истории», ну и, разумеется, слышала о тех исследованиях, посвященных жертвам репрессий, которые проводятся «Возрождением», вот я и позвонила. Очень любезно с твоей стороны, что ты согласился так быстро встретиться.

Максим выглядел столь робким, что Катеньке пришло в голову: он согласился с ней увидеться только потому, что она девушка, но она тут же отбросила предположение о столь низменных мотивах у такого бескорыстного борца за правду.

— Я пишу кандидатскую по Екатерине Великой…

— Тогда что заставило тебя оставить этот изысканный, благородный, романтический двор императрицы ради отвратительных убийц-психопатов сталинской эпохи? — наклонился к ней Максим, пристально глядя на девушку карими глазами.

— Не знаю, — призналась она. — Я не хотела браться за эту работу. Поначалу я отказалась.

— Но потом все же согласилась? Ты когда-нибудь встречал человека настолько красивого и загадочного, что не мог ему отказать?

— Очень редко, — признался он, склонив голову набок и вызывающе глядя на нее.

— Я имела в виду, в своих исследованиях, — холодно уточнила она, откидываясь на спинку дивана.

— Да, по своей работе я нередко встречаю людей, которых так потрепали зубы прошлого, что я готов сделать все, лишь бы они обрели самих себя, — в этом мое призвание. — Теперь он казался молодым и открытым — Катенька решила, что таким он ей больше нравится.

— Я встретила как раз такого человека. Ее зовут Роза Гетман, ей так досталось от прошлого, что я просто обязана ей помочь…

Максим внимательно слушал, как Катенька рассказывала о своем путешествии в Лондон, об олигархе, его дворце, прогулках по Риджент-парку, как она звонила человеку, бывшему единственной ниточкой, связывающей Розу с прошлым, — влиятельному старому коммунисту, — как ездила на встречу с ним…

— Эта история похожа на миллионы историй, на тысячи дел, над которыми я сейчас работаю, — наконец произнес Максим. — С деталями, извини, помочь не смогу — много работы, но дам несколько набросков, в каком направлении следует двигаться… Знаешь, позвони мне на следующей неделе, я свяжу тебя с коллегой, который как раз тебе и нужен.

Он хлебнул пива, и Катенька поняла, что разговор окончен. Его заигрывания она отвергла, а случай, которым она интересовалась, был таким заурядным, что Максим не видел смысла ей помогать.

— Кстати, кто был этим старым коммунистом? — спросил Максим, вставая.

— Его фамилия Сатинов, — ответила Катенька, думая, как она скажет Розе, что нигде не нашла поддержки.

— Ираклий Сатинов? — Максим резко сел.

— Да.

— И ты его видела?

Она кивнула.

Максим закурил, предложил Катеньке сигарету.

— Он никогда ни с кем не встречается, Катенька, — быстро произнес он, меняясь в лице. — Я уже пятнадцать лет пытаюсь пробиться к Сатинову, но никому из моих коллег по университету, никому из историков этого не удавалось. Остальные старые «динозавры» мертвы, Сатинов последний из них, хранитель всех секретов, последний выдающийся деятель двадцатого века, оставшийся в живых. Он был посвящен в святая святых и очень много знает. Если он согласился на встречу — значит, ты ему интересна.