Саймон Монтефиоре - Сашенька

Катенька вновь подумала о Розе, о том, как ей хочется узнать, кто были ее родители.

Она остановилась у высоких двойных дубовых дверей тюрьмы, толкнула их и вошла в сводчатое, отделанное мрамором фойе. Два сержанта в форме с синими погонами проверили ее документы, позвонили наверх и велели ей подниматься по мраморной лестнице, настолько высокой и широкой, что по ней можно было ехать даже на танке. На лестнице стоял бюст Андропова. Она оказалась в длинном коридоре с красной ковровой дорожкой, на стенах висели портреты чекистов прошлого. Макс говорил ей, что внутри этого здания-крепости находится та самая внутренняя тюрьма, где встретили, возможно, свой конец родители ее нанимательницы.

Впрочем, с такой же вероятностью они могли получить свои девять граммов свинца и в Бутырке, и в Лефортово, и в особой следственной тюрьме, созданной Берией в Сухановке, бывшем монастыре в окрестностях Москвы. Вчера вечером Максим связался с ней.

— Мне звонили с Лубянки. Твои документы готовы.

— Но ты уверен, что мне стоит просмотреть дело Палицына? Маршал Сатинов советовал мне забыть о взрослых и начать с детей.

— Помнишь, что я рассказывал тебе о Сатинове и старых большевиках? Конспирация — их кредо. Его слова лишь подтверждают, что ты должна начать поиски со взрослых, потом вернемся к детям, — засмеялся Максим.

— Я начинаю осваивать эту науку, — сказала она.

Подожди, пока не просмотришь архивы. Не забывай, Катенька, чтобы найти бриллиант, нужно просеять горы мусора.

Она, следуя инструкциям Максима, повернула направо, потом налево, увидела дверь с надписью «Полковник Лентин, начальник архивного отдела».

Катенька постучала, ее пригласили войти, она вошла в квадратный кабинет с опущенными белыми шторами с оборками. Воздух в кабинете был настолько спертым, стекла так запотели, что Катенька поняла: полковник ночевал в своем кабинете. Но где же он сам?

— Доброе утро, — раздался голос.

Катенька обернулась.

Плотный прилизанный мужчина в штатском как раз застегивал пуговицы на рубашке и поправлял галстук у зеркала за дверью.

— Прошу прощения! Я приведу себя в порядок. Присаживайтесь!

Катенька присела за стол и положила перед собою записную книжку. Внутренний голос подсказывал ей, что в этом месте следует подчиняться даже предложениям присесть, но в этот момент любопытство побороло страх. Что случилось с другом Сатинова, Палицыным, много лет назад, возможно, именно в этом здании?

Она ощутила, что ее заразил энтузиазм Максима, его охотничий азарт.

— Ну вот! — Полковник Лентин сел за стол, послюнявил палец, открыл папку, лежавшую на столе.

Он говорил на прекрасном, правильном русском языке.

— Вы историк, изучающий восемнадцатый век под руководством академика Белякова, — а почему вы вдруг заинтересовались делами времен культа личности?

Катеньке почему-то подумалось, что Лентину должны нравиться те примитивные мексиканские «мыльные оперы», которыми было теперь наводнено российское телевидение. Его щетина, похоже, давно не видела бритвы, а на его жирных ресницах еще лежали остатки сна. Но его маленькое лицо, цепкая челюсть и плоский нос делали его похожим на животное. Да, Лентин был похож на гэбистскую обезьяну, на павиана.

— Не знал, что Екатерина Великая проводила реформы в 1930-х годах — или я чего-то недопонял?

— Меня никогда не интересовал культ личности. Я просто провожу небольшое семейное исследование, — проговорилась Катенька. — Чтобы заработать немного денег и оплатить свои научные изыскания.

— Понимаю, — ответил «павиан». — Что ж, ваш приятель Максим Шубин и ему подобные тоже кое-что исследуют, но сдается мне, что вам стоит держаться от них подальше. К вам у нас претензий нет, но эти гуманитарии — американские марионетки, которые радуются нынешнему униженному положению России.

Они подрывают устои нашего государства, надеясь, что мы просто исчезнем. Но без нас, госпожа Винская, Россия погрязла бы в коррупции, над ней господствовали бы американцы. Мы, гэбисты, серьезно относимся к своим клятвам. Мы всегда будем стоять на страже Родины.

Катенька вздохнула.

Эти привычные лозунги ничегошеньки не значили в том мире, в котором жили они с Максимом.

— Я понимаю, о чем вы говорите, товарищ полковник, — сказала она «павиану». Тут дверь кабинета открылась и вошел пожилой мужчина в белом халате с металлической тележкой, на которой лежала гора синих папок; к углу каждой на резинке был прикреплен номер, на обложке — наклейка.

— Вот и мы, товарищ полковник. — Старик смачно сплюнул в медную плевательницу на своей тележке, возле которой крепко спала жирная рыжая кошка.

— Доброе утро, товарищ… господин архивариус, — поздоровалась Катенька, вставая и слегка кланяясь. Она узнала в нем настоящую архивную крысу, Квазимодо секретных материалов. В каждом архиве есть такие экземпляры, произошедшие от своеобразного вида троглодитов, которые некогда населяли полутемные подземные туннели и подвалы московских домов.

Они наделены определенной властью, Катенька как историк знала, что к ним нужно относиться с должным уважением, чтобы завоевать их благосклонность.

— Два дела из архива, товарищ полковник! Приятного дня! — Он передал папки «павиану», потом подтолкнул тележку к двери. Из-под кошки выполз очень тощий котенок.

— Можно узнать ваше имя-отчество, товарищ архивариус? — быстро спросила Катенька.

— Кузьма, — ответило привидение, сплюнув в плевательницу с монограммой КГБ. Это подарок за долгую службу?

— Я так вам благодарна за помощь, товарищ Кузьма. Вы, наверное, сами знаете настолько много, что впору самому писать воспоминания. Как ее зовут?

— Катенька кивнула на кошку.

— Кремер, — ответил Кузьма.

— Вы любите одесский джаз?

Кузьма кивнул.

— А как зовут котенка? Цфасман?

Кузьма даже не взглянул на Катеньку, не улыбнулся, просто на минутку остановился, поглаживая кошек, мурлыча что-то себе под нос, как отец, чьим детям сделали комплимент. Катенька угадала.

— Маленький Цфасман, да? Мой отец любит джаз, я выросла на этой музыке. Можно я в следующий раз принесу Цфасману и Кремер молока?

Кузьма в ответ лишь смачно сплюнул, плевок совершил два кульбита, прежде чем оказаться в наполненной до краев плевательнице. Катенька притворилась, что оценила это искусство.

— Спасибо, товарищ Кузьма, до свидания, Кремер и Цфасман. Архивариус захлопнул дверь.

— Вот ваши документы, дышите пылью на здоровье, — произнес «павиан». — Посмотрим.

Он зачитал вслух:

«Следственный архив, май/июнь 1939 года

Дело № 16373, Главное управление госбезопасности

Иван Николаевич Палицын».