Саймон Монтефиоре - Сашенька

Твое признание погубит нас всех! Подожди, пока мы не поймем, что у них на нас есть».

Следователь опять поправил прическу.

— Ну?

— Нет, Мендель — честный товарищ.

— Вы больше ничего не хотите мне сказать?

Она отрицательно покачала головой, чувствуя слабость и усталость. «Но надежда есть», — уверяла она себя. Как человек, погребенный под лавиной, она надеялась, что выберется сквозь щель к свету. Ваня тоже признаётся, и даже если ее дорогой Ванечка попадет в мясорубку, против нее у органов ничего нет.

Ваня, как любой отец, скорее умрет, чем подвергнет жену и детей опасности! «Будь сильной, ни в чем не признавайся — и ты снова увидишь Снегурочку и Карло», — говорила она себе. В конце концов, следователь еще весьма обходителен, может, они просто прощупывают почву?

— Ладно, хотите играть с нами в кошки-мышки? — тихо произнес Могильчук. — Вы должны понимать, товарищ Песец, что я интеллигент — такой же, как и вы, как и ваш дядя Гидеон. Вероятно, вы читали мои рассказы, опубликованные под псевдонимом М. Служба? Я просто люблю беседовать с людьми. Это мой метод работы. Я давал вам шанс, но вы им не воспользовались.

Он поднял эбонитовую трубку телефона и набрал номер.

— Это Могильчук… Нет, не призналась… Слушаюсь!

— Он положил трубку на место. — Следуйте за мной.

В сопровождении конвоира следователь Могильчук повел Сашеньку по длинному коридору, который она раньше не заметила, вверх по лестнице, через закрытый мост, затем вниз по лестнице; они оказались в широком коридоре с паркетным полом и глянцевыми панелями из карельской сосны. На стенах висели портреты, вдоль стен были расставлены бюсты героев-чекистов и шелковые знамена. Посредине лежала синяя ковровая дорожка, пришпиленная короткими золотыми гвоздиками с широкими шляпками. Возле советского флага и знамени ЧК стояла охрана НКВД в парадной форме. Коридор привел к внушительным двойным дубовым дверям. Один из охранников распахнул их. Они вошли в приемную, где сидели два офицера НКВД с портфелями, вероятно, приехавшие из регионов. Могильчук прошел через приемную прямо к следующим двойным дверям, которые открыл охранник. Внутри — Сашенька тут же узнала суетливый аппарат советского начальника — было много секретарш в белых блузках и серых юбках, энергичных молодых мужчин во френчах, она заметила ряд телефонов, горы папок и зеленые листья пальмы. Молодой сотрудник вскочил с места и провел их к следующей закрытой двери. Постучал и открыл.

— Следователь Могильчук?

Они очутились в просторном светлом кабинете невероятных размеров, сверкающем паркетом и карельской сосной, от которой пахло полиролью и свежим лесом. Слева на персидском ковре стояли несколько диванов и мягких кресел. Над камином висел огромный, написанный маслом портрет товарища Сталина кисти Герасимова, а в углу размещался серебристый сейф выше человеческого роста. Мраморные бюсты Ленина и Дзержинского располагались по обоим углам комнаты, но довольно далеко, Сашенька едва их разглядела. Вдали маячил еще один портрет кисти Герасимова — на этот раз на картине был изображен Дзержинский, «железный Феликс», основатель ЧК.

Посередине комнаты стоял полированный письменный стол с Т-образным приставным столом.

Тут царил идеальный порядок: серебристый телефон, чернильницы с бирюзовыми чернилами, пара листков бумаги.

Прямо на столе размещались восемь телефонов и кремлевская «вертушка». Во главе стола в бархатном красном кресле с высокой спинкой восседал товарищ Лаврентий Павлович Берия, нарком внутренних дел.

Берия ел, на тарелке лежали листья шпината.

Энергично пережевывая пищу, он жестом пригласил ее войти.

Могильчук откозырял и покинул кабинет.

— Ой, Лаврентий Павлович, — выдохнула Сашенька, — как я рада вас видеть! Вы можете мне все объяснить.

Берия проглотил то, что положил в рот, потом учтиво поднялся, обошел стол и поцеловал ей руку.

— Добро пожаловать, Александра Самойловна, — официально приветствовал он ее своим гортанным голосом с сильным мингрельским акцентом, не выпуская ее руку из своих пальцев. — Гадаете, что я ем?

— Да, — сказала она, хотя ей это было совершенно безразлично.

— Видите ли, я не ем мясо. Ненавижу убивать животных. Этих бедных телят и ягнят! Нет, я этого не выношу, кроме того, Нина говорит, что я должен следить за своим весом. Я вегетарианец, поэтому ем только это — даже в гостях у Иосифа Виссарионовича.

«Трава Берии! — говорит товарищ Сталин. — Смотрите, Лаврентий Павлович снова жует свою траву! Дайте-ка я на это посмотрю». — Он, продолжая держать ее за руку, повернул Сашеньку, как будто танцуя. — Вы такая бледная. Но все равно красивая. Одной фигуры достаточно, чтобы свести с ума такого мужчину, как я. Бросить к ногам все за один поцелуй. Вы как сдобное пирожне. Какая жалость, что пришлось встретиться именно здесь, да?

Его выцветшие глаза так жадно шарили по Сашенькиному телу, что она вздрогнула. Коренастый лысеющий нарком в пенсне бесшумно обошел вокруг Сашеньки в своих мягких замшевых туфлях. Он был в штатском — мешковатые желтые широкие брюки, вышитая косоворотка — и походил на грузина с морского курорта. Сашенька помнила, что ее муж, бывало, играл в команде Берии в баскетбол на даче в Сосновке. Когда Сашенька присутствовала на этих играх, она заметила, что, несмотря на низкий рост, Берия был невероятно шустрым.

— Я так рада вас видеть, — сказала она. И не кривила душой.

Берия был беспощадным, но сведущим в делах. Ваня восхищался его усердием, прилежанием и честностью, так отличавшимися от пьяного бешенства Ежова. — Вы можете все прояснить, Лаврентий Павлович! Слава богу!

— Я мог бы целый день любоваться вашими бедрами и грудью, моя сладкая, но вижу, что вы устали. Будете что-нибудь? — Он поднял трубку телефона и произнес:

— Принесите бутербродов.

Приняв приглашение Берии, она присела в одно из кожаных кресел у Т-образного стола для заседаний, приставленного к письменному столу Берии. Хозяин тоже присел. Двойные двери открылись, женщина в белом переднике вкатила на тележке поднос с чаем.

Перекинув через руку салфетку (как официантка в ресторане «Метрополя»), она подала чай, бутерброды, рыбную закуску и вышла из кабинета.

— Угощайтесь! — пригласил Берия, причмокивая своими похожими на надувные шары губами. — Вы ешьте, пока мы будем разговаривать. Вам понадобятся силы.

Сашенька колебалась: она боялась, что, если она съест эти аппетитные бутерброды, это обяжет ее предать своего мужа и Менделя. Она собралась и подумала о детях. Вот ее шанс.

— Я не знаю, в чем меня обвиняют, уважаемый товарищ Берия, но я невиновна. И вы тоже это знаете. Вы себе не представляете, как я рада вас видеть!