Фёкла Навозова - Над Кубанью зори полыхают

Хозяйка поставила на стол большую миску постного борща. Все быстро вооружились деревянными ложками…

Когда они уже ушли от шелухинского двора, дед заставлял внука писать на пыльной дороге буквы.

— Рисуй калитку, потом петлю с заковычкой, потом столб с перекладиной, потом…

— Да знаю, не мешай мне! — отмахнулся Пашка, старательно вычерчивая сапогом по пыли. — Ты б вот в школу меня отдал, деда!

Старик вздохнул.

— В школу тебе нельзя — хлеб некому будет собирать.

— А Колька?

— Вот я и думаю: Колька меньшой, нехай с этого года в школу пойдёт. А мы с тобой добытчики.

— Меньшой! Значит, меньшому можно в школу, а как я был поменьше, небось не записали в школу? — И Пашка зашмыгал носом.

В страстную пятницу, под пасху, на улицах станицы появилась большая группа косарей. Шли они из далёкой Орловской губернии, задолго до начала косовицы. Своим видом, одеждой косари отличались от станичников: длинные подолы расшитых рубах свисали ниже колен, посконные полосатые штаны обтягивали ноги. В руках у каждого обвязанная ветошью коса.

Перейдя Козюлину балку, косари присели отдохнуть в затишек под высоким забором, что отгородил от улицы дом богачей Ковалевых, тот самый дом, мимо которого сегодня проходил Пашка с дедом. Козюлина балка была давно облюбована пришлыми, как место, где зажиточные казаки нанимают сезонных рабочих на косовицу сена и на уборку хлебов.

Старики, сняв сумки, покряхтывая, разлеглись. Вслед за ними устраивались и те, кто помоложе, только один из парней, высокий и широкоплечий, не садился, стоял, задумчиво глядел на высокий дом с красивой резьбой на коньке крыши.

— Чего, Архип, зенки пялишь на чужое добро? Давай вот малость поедим с богом, — сказал парню один из стариков.

Архип нехотя отвёл глаза от дома, пощипал воображаемые усы и с лукавой ухмылкой произнёс:

— С богом‑то не больно вкусно, надо соли и лучку у казаков попросить. А то хлеб‑то, батюшка, сух, без воды не проглотишь.

Он подошёл к калитке и постучал. Собаки откликнулись оглушительным лаем.

— М–да! — протянул парень. — Целая свора! Войдешь в такой двор, пожалуй, псы штаны стянут!

— А тебе зачем туда? И без соли обойдёмся.

Калитка открылась. Выглянула хорошенькая девушка. Ее чёрные, как угольки, глаза вспыхнули любопытством.

— Ты чего? — спросила она, взглянув на парня из-под длинных ресниц.

— Свататься пришёл! — улыбнулся Архип.

Девушка не смутилась.

— А сейчас Пост, и сватов не засылают.

— А я, может, по–постному сватаюсь, а по–скоромному повенчаюсь.

Девушка в удивлении подняла на дерзкого парня глаза и с шумом захлопнула калитку. Но Архип не унимался и вдогонку прокричал:

— Невеста, а невеста, ты не серчай! В пост‑то серчать грех, а лучше принеси соли и лучку для гостей.

— Так бы и говорил, а то свататься! Тоже мне жених нашёлся!

— Ишь ты, голосок, что звонок, — кивнул Архип на калитку.

— Хороша Маша, да не наша, — бросил кто‑то из мужиков.

Через несколько минут из калитки вышла средних лет женщина с узелком. Она расстелила на траве полотенце, положила нарезанный белый калач, поставила блюдце с солью, высыпала головки лука и чеснока. За женщиной, тяжело передвигая ноги, обутые в валенки, вышел старик. На нём чистая длинная рубаха с красными ластовками под мышками, на плечах внакидку серый чекмень. Старые косари встали: они узнали богача Ковалева.

— Здорово был, Лександра Ваныч! — низко поклонился старику артельный, дядя Сидор.

Старик медленно оглядел всех. Его серые, все ещё острые глаза поблёскивали из‑под косматых бровей.

— Слава богу, добрые люди! — и не прибавив больше ни слова, он повернулся и медленно ушёл во двор.

Косари потянулись за хлебом, стали делить чеснок и лук. Ковалев вскоре вернулся. Кряхтя, присел на завалинку и стал ждать, когда пришельцы закончат с едой. К нему подсел бойкий артельный.

— Што это у тебя, Сидор, работнички ноне не больно хороши, слабоваты? — проворчал старик. — А ведь мне людей много надо на косовицу, да и крепких.

Хитрый артельный быстро затараторил:

— А чем же мы не хороши, Лександра Ваныч? Вот начнётся косовица, тогда увидишь, как косить будем! Трава зазвенит под косами, только держись!

— Косари ноне не дороги. В Расее, слыхать, голод: наплыв голодных к нам большой. А на Кубани, видишь, тоже ветра все высушили, трава будет редкая, низкая. Так‑то!

— Да оно‑то как будто и так, но урожай, пожалуй, неплохой будет, Лександра Ваныч, — осторожно возразил артельный.

— Урожай!.. Иде тебе, рассейскому мужику, понимать о кубанских урожаях! Хучь бы семена собрать, и то хорошо было бы, а он — урожай! Тоже мне хлебороб!

Старый Ковалев явно сбивал дену. Артельный тоже изворачивался, расхваливая свою артель, говорил о трудностях работы, доказывал:

— Да ведь косарям‑то всё равно, Лександра Ваныч, какой бы ячмень али там пашаница ни была. К примеру сказать, сенокос: высокая трава али маленькая — всё равно руками‑то махать. Плохую‑то траву и косить чижалей. Махнешь — она — джик и спеши вперёд, а то сосед пятки подрежет. Так‑то…

— Да ну, рассказывай там басни! Жалею тебя, вот и возьму твою артель. Ну, а насчёт того, што будут друг другу пятки подрезывать сумлеваюсь—уж больно тощие да хилые твои косари, в чём только душа держится! — Старик вздохнул. — Да уж так и быть, беру на себя харч до косовицы, а до той поры по хозяйству поможите. Работы много: камень будем ломать, заборы починим, не побираться же вам!

Из внеочередного дежурства по станичному правлению возвращался Мишка Рябцев. На этот раз Мишка был наказан за то, что присветил фонарь младшему сыну атамана Алешке. Подрались они из‑за Дашки Кобелевой, смазливой, лукавой девки, дочери богатого казака. Дашка морочила головы многим парням.

Злопамятный атаман приказал хлопцу чистить правленческий нужник. И сейчас Мишка обдумывал план мести.

Увидев косарей, он от нечего делать подошёл поближе. Высокий, плечистый парень привлёк его внимание. Кулаки у парня как добрые арбузы. Мелькнула мысль: «Вот бы такого верзилу в подручные для драки!»

Упорный взгляд Мишки заставил Архипа посмотреть в его сторону. Мишка не замедлил дружески подмигнуть:

— Здорово! Я тоже вроде хозяина, нанимать косарей пришёл. Мне в наказание за драки приказано общественный выгон косить. —Он шутливо кивнул головой на голый склон балки с торчащими бодылками прошлогодней полыни. — Только плачу подручным не грошами, а худобой — за день — пару блох или пяток вошей, кому что нравится!

Архип усмехнулся:

— Ну, этого добра и нам не занимать.

Мишка сплюнул, махнул чубом.

— Значит, нанимаешься в батраки? Ну и ну! Шея, видать, у тебя крепкая, а у деда Лексахи для тебя чижелое ярмо всегда найдётся. Нанимайся! По соседству жить будем. Вон моё подворье, у речки.