Самсон Шляху - Надежный человек

— А как бы ты хотел? Меня наняли на работу, слесарем, — хмуро ответил он. — И между прочим, платят за это. Да, да! Что бы ты делал на моем месте?

— Если хочешь знать, что делал бы я, тогда слушай, — сдержанно ответил Кику. — Так вот: я бы на твоем месте, дорогой Сыргие, раз уж угнездился тут, в один прекрасный день собрал бы всех этих бородачей, кто б они ни были — баптисты, адвентисты… Сделал бы из них бригаду атеистов и приставил к нашему делу! Или бы послал к той самой матери. Какого черта ты боишься называть их по именам, если разговор идет о каких‑то трубках для светильников!

— Сделаешь из них атеистов, как же, если и встают и ложатся с именем господа… А ты, пожалуйста, занимайся своими делами, теми, которые тебе поручены. Этих оставь в покое, пусть живут по своему разумению. — Он не знал, что бы сказать, только бы поскорее избавиться от нежданного гостя. — Я только об одном тебя прошу: ты здесь не был, ничего не видел и не слышал!

— Хорошо. И само собой, пора уходить, заметать следы? Я правильно тебя понял?

— Не совсем, — уточнил хозяин. — Ты действительно должен уходить, однако после того, как я скажу об этом. То есть сначала нужно посмотреть, что происходит во дворе. Что же касается возможного нового визита…

— Это я тоже понял, — пекарь поднялся на ноги. — Как и то, что ты намеренно заслонил спиной своего монаха. Или же у тебя и с ними завелись подпольные дела?

— Даже если и так, это не должно тебя злить.

— Не должно, говоришь? Меня другое злит, — взорвался наконец Кику. — Знаешь что? Ну да ладно, иди во двор, проверяй, не привел ли Илие Кику за собой гитлеровскую ищейку… Давай, давай, мне в самом деле пора.

— Чего ты сердишься? Я веду себя не слишком любезно? Прикажешь ходить перед тобой на цыпочках?

— Да, не слишком любезно. В особенности со мной. И я знаю почему: потому что не доверяешь. Потому что по–прежнему смотришь на меня как на уголовника. И решил: никогда, никогда… Ни мне, ни кому‑либо другому…

— Успокойся, я ни разу ни с кем не говорил об этом. Ни разу! Совсем недавно Тудораке пробовал говорить со мной про какую‑то «блатную» девицу, но я туг же оборвал его.

— Зато я, лично я чувствую такое отношение на каждом шагу. И если б ты подозревал только меня!

— Знаешь что, Илие… Ты все‑таки явился ко мне домой, хотя никто не знал моего адреса, однако до сих пор не объяснил, с какой целью.

— Потому что ты копаешься в том, чего не нужно трогать, — резко возразил Илие. — Проявляешь интерес к Бабочке, ее кавалеру… Они знакомы друг с другом еще по лицею, когда девушка…

— Меня не интересуют ее приключения!

— Не интересуют, а жаль, — прервал его Кику. — Тогда не прислушивайся к сплетням. Она знает, что ты не доверяешь ей… Если же хочешь знать, то из автобуса она выскочила для того, чтоб не привлечь внимания к тебе, ответственному группы! Дошло наконец? И ни за что не хотела сказать тебе об этом!

— Допустим, — согласился тот, — зато изо всех сил пыталась отрицать, что «Полиция нравов», в особенности сейчас, во время фашистской оккупации, всего–навсего плохо прикрытая ширма гестапо! Да, да, не только сигуранцы, так можешь ей и передать!

Он перестал ходить по комнате — решил было присесть, однако так и остался на ногах.

— Я предупреждал ее, кстати через тебя, — не прямым образом, но предупреждал, — твердо проговорил он. — Хотя отлично знаю, что она и до сего времени не порвала с этим типом и потому больше не существует для нас. Окончательно и бесповоротно. И если ей пока еще об этом не известно, можешь сообщить. Слышишь? И не делай страшные глаза, не хмурься.

Подойдя к двери, он без скрипа отворил ее, выглянул наружу, затем снова осторожно прикрыл.

— Пойми, Илие, — он переменил тон, заговорив по-дружески доверительно, — что вокруг меня вьется паутина, в любую минуту я могу попасть в нее, точно муха, и никогда уже не выпутаюсь. Идет война, не на жизнь, а на смерть, поэтому мы не имеем права распускать нюни. Да и не хочется погибнуть бессмысленно, вроде жалкой мошки. Подумай сам, вспомни о трех товарищах, стоявших во главе группы и арестованных на первой же нелегальной встрече. Теперь их, по–видимому, нет в живых… Мне удалось остаться на свободе. И вот «Три минуты против третьего рейха», операция, проведенная по моей инициативе… Никаких арестов, помнишь? Это не наводит на размышления? Подпольный инструктаж, который так долго готовился, срывается по вине «добровольца», попавшего в наши ряды без моего ведома. Жандармы опаздывают всего на несколько минут. Иначе… Ты сам знаешь, на кого бы налетели шпики. Другая ниточка, если, впрочем, не та же, ведет к Дану Фурникэ из «Полиции нравов».

— Ну ладно, ты хотел проверить, не привел ли я кого‑то за собой… Пойди же посмотри. — Пекарь взял Волоха за руку. — Что же касается Антонюка, «добровольца»…

— Неужели с ним в самом деле что‑то случилось?

— Поэтому я и пришел к тебе. Антонюк уже некоторое время находится на свободе. Кроме того, нужно, чтоб ты знал…

— Как? Все‑таки освободили? Чего и следовало ожидать! — покачал головой ответственный. — Хороший фрукт! В лучшем случае — авантюрист, хотя и это достаточно опасно.

— Нет, нет! — с мольбой в голосе прервал его Илие. — Это исключается. Вырвать человека из тюремной больницы не так уж трудно!

— Действительно, действительно, — хозяин комнаты испытующе посмотрел на пекаря, стараясь понять, что у него в глазах. — Значит, вырвали из тюремной больницы? И что же дальше?

— С ее помощью, — продолжал Кику, — Бабочки… Она заставила действовать Дана Фурникэ, практиканта…. Теперь видишь, какая она? А не хотел верить ни ей, ни ему.

— Третьему человеку — тоже! Хотя этот третий и не знаком со сводом законов. Он — просто безграмотный, да, политически безграмотный элемент!

— Что–ты хочешь этим сказать? — спросил Кику, оставляя без внимания выпад по его адресу. — Она ведь тебе доверяет, ты сам это слышал! И чтоб заслужить еще большее доверие, сделала все возможное, чтоб освободить Василе. Кто, кто, а я хорошо знаю, как легко заслужить у тебя доверие. Еще со времен тюрьмы. Иди во двор, проверяй…

— Доверие… — со вздохом прошептал Волох, оглядывая провисающий над головой потолок. — Нам требуется абсолютное доверие. Но откуда оно возьмется, если его расщепили на мелкие осколки и теперь нужно собирать зернышко к зернышку, чтобы тут же снова окутать завесой тайны. Да, да… Очень уж дорого, слишком высокую цену приходится платить за всех этих… втирающихся в доверие! Да! Ты сам обязан был растолковать Лилиане: пока полностью с нею не разберемся, пусть… Теперь уже сигуранце известно о встречах с немцем. Шагу нельзя ступить, чтоб не засекли!

— Больше можешь с нею не разбираться: взяли.