Джон Брэйн - Путь наверх

— Может быть, выпьем кофе? — спросил я Элис, когда она поднялась.

— Нет, благодарю вас.

«Ну и черт с тобой»,— подумал я и повернулся на каблуках.

— А вот пивом вы меня можете угостить.

— Поедем в «Кларенс»?

— Там бывает слишком много «Служителей Мельпомены». И слишком светло и чисто. Скоро они повесят неоновые лампы. В «Сент-Клэре» куда уютнее. Темно, пахнет жареной говядиной и сальными свечками.

Ее автомобиль, зеленый «фиат-500», стоял у подъезда. Она отперла правую дверцу и приостановилась в нерешительности.

— Вы умеете водить машину?

— Как ни странно, умею,— сказал я.

— Черт вас побери, почему вы так обидчивы?

— Я и не думал…

— Нет, думали. Я просто хотела предложить вам вести машину. Большинство мужчин не выносят, когда за рулем женщина. И к тому же я вожу машину отвратительно.

Я ничего не ответил, сел за баранку и распахнул перед Элис левую дверцу.

Приятно было снова вести машину. Правда, собственного автомобиля у меня никогда не было. Я научился управлять машиной, когда служил в армии: у нас на четверых летчиков был один «остин-чэмми». Когда я включил первую скорость, мне показалось, что сейчас я снова покачу по пустынным равнинам Линкольншира с бочкой пива в багажнике, а Томми Дженкс заведет во весь голос «На маневрах», или «Коты на крышах», или «Три почтенные старушки». И меня вдруг охватила тоска по тем дням, когда я мог позволить себе истратить четыре фунта в неделю на пиво и сигареты, а эмблема в виде серебряного крылышка обеспечивала и даровую выпивку и женщин из общества. Конечно, наш «остин» был мало на что пригоден (да и не удивительно после семнадцати лет безалаберного с ним обращения), но как бы то ни было, а одна четвертая часть его принадлежала мне. Томми разбил его в лепешку на Северном шоссе под Финчли, прикончив и себя самого, и капрала, и солдата, сидевшего за баранкой «джипа», в который он врезался.

— Отчего вы хмуритесь? — спросила Элис.— Вам известно, что в этой шляпе вы похожи на гангстера? Сверните здесь направо, пожалуйста.

— Где мы находимся?

— Уже неподалеку от шоссе Сент-Клэр. И от моего дома, кстати сказать.

— Вы живете Наверху, разумеется? — Вероятно, в моем голосе прозвучала издевка: я заметил, как Элис поморщилась, и удивился сам, что за бес в меня вселился.

— Я живу на шоссе Коноплянок,— сказала она.— Не я выбирала этот дом, но, впрочем, он вполне хорош. А вы живете на Орлином шоссе, да?

— Я снимаю там комнату,— сказал я.

Мы ехали по Тополевому проспекту. Из окон большого особняка по левую сторону проспекта на мостовую упал сноп света, и до нас долетели звуки музыки. Ворота в высокой ограде были приотворены, и я увидел блеск воды и белый помост.

— Бог мой! — сказал я.— Бассейн для плавания.

— Здесь живет Сьюзен Браун,— сказала Элис.— У нее сегодня званый вечер: она справляет день рожденья.

— Как мило,— сказал я.— Вероятно, Джек в числе приглашенных. Надеюсь, я не слишком много себе позволяю, именуя его столь фамильярно?

Элис, казалось, не слышала.

— Сверните, пожалуйста, налево,— сказала она. По узкой улице мы спустились вниз и выехали на небольшую площадь. Дома в этой части города были уже поменьше: большой особняк на вершине холма был последним аванпостом мира частных бассейнов для плавания, тополей и автомобилей новейшей марки. Привокзальные рабочие кварталы простирались дальше, чем я думал: они словно щитом прикрывали Тополевый проспект от фабричного дыма долины. Узкая и крутая каменная лестница вела с площади к прямой, словно проложенной по линейке, улице с домами из песчаника. Кабачок «Сент-Клэр» находился в переулке неподалеку от площади.

В кабачке, как и говорила Элис, царил полумрак и пахло жареной говядиной и свечами. Небольшая комната за баром была совершенно пуста, только два каких-то старика сидели, сгорбившись, у огня. На стенах висели две старые гравюры с изображением Уорли и снимок дома, с которого в 1888 году сорвало ураганом крышу. В промежутках между ними поблескивали медные жаровни и украшенные бляхами уздечки. Диванчики, стоявшие вдоль стен, были обиты кожей.

Элис с удовлетворением огляделась вокруг.

— Вот где, на мои взгляд, хорошо,— сказала она.— Так уютно и уединенно, что в этом есть даже что-то зловещее.

Подошел, шаркая ногами, тощий, седой старик — хозяин кабачка.

— Добрый вечер, миссис Эйсгилл. Добрый вечер, сэр. Чем могу служить?

— Попробуйте «Старое»,— сказала мне Элис.— Вот уж это настоящее пиво. Верно, Берт?

— Очень приятный напиток, миссис Эйсгилл,— отвечал тот глухим, замогильным голосом.— Красота, а не пиво.

Пиво — темное, мягкое и душистое — оказалось и в самом деле очень хорошим. В этом уютном уголке было тепло и покойно, и мне было очень хорошо с Элис. Я не чувствовал необходимости ухаживать за ней, а следовательно, и не боялся получить отпор. Я предложил ей сигарету и закурил сам. Это была моя первая сигарета в тот вечер — я как-то забываю курить, когда взволнован,— и она показалась мне особенно крепкой и приятной, даже чуть-чуть горьковатой на вкус, что я всегда любил.

— Послушайте, Джо,— сказала Элис.— Вам и мне еще предстоит поработать вместе, и нужно, чтобы между нами все было ясно с самого начала. Почему вы все время лезете в бутылку? Мне не хотелось объясняться с вами при всех, но вы, черт вас побери, разговаривали со мной очень оскорбительным тоном. Что с вами такое? У вас комплекс неполноценности?

— Нет,— пробормотал я.

— Тогда в чем же дело?

— Мне показалось, что вы держитесь покровительственно по отношению ко мне, вот и все. Мой отец не был владельцем заводов или фабрик, но это еще не значит, что я никогда ничего не читал или не могу управлять машиной.— Я чувствовал, что мое объяснение звучит неубедительно: ведь на Элис-то я вовсе не был зол.

— Но, Джо, дорогой,— сказала она.— Кто придает этому значение? Во всяком случае, не я. Да и Томпсоны, и Ева…— Она сдвинула брови.— Должно быть, это Ева, да? Она всегда кокетничает напропалую, а потом напускает на себя чопорность. Так уж она создана, ее не переделаешь. Знаете, я бы нисколько не удивилась, если бы… Нет, пожалуй, не стоит говорить.

Я заказал еще пива.

— Раз уж начали, лучше сказать.

— Я бы не удивилась, если бы узнала, что она рассказывает Бобу о своих проделках. Они какие-то ненастоящие оба. Ведь вы же не приняли ее всерьез?

— Все зависит от того, что вы под этим подразумеваете.

— То же самое, что и вы, голубчик.

— О господи, нет! Ни на секунду! — Я рассмеялся.— Каким должен я вам казаться идиотом! — И тут я вспомнил главную причину моей досады.— Джек Уэйлс… смотрел на меня сверху вниз, хвастал офицерской столовой, забыл, как меня зовут, когда я обратился к нему…