Гылман Илькин - Восстание в крепости

События последних дней лишили его сна, вконец расстроили нервы. Он пытался восстановить дисциплину в батальоне, но безуспешно. Однако Добровольскому все же не хотелось думать о неудачах даже тогда, когда принятые меры явно не давали результатов и он сам отчетливо видел нежелательные последствия своих начинаний.

В последнее время, руководя батальоном, Добровольский, сам того не замечая, избегал принимать крутые меры. Видимо, у него сдавали нервы. Чтобы подбодрить себя, он все чаще прибегал к рому.

Жизнь в батальоне шла не так, как он хотел бы. Вот он лишен был сегодня возможности вовремя послать взвод солдат в Марийский полк. Слава богу, что хоть хитростью удалось обмануть бдительных солдат.

Но увы, Добровольский слишком рано успокоился. Едва он успел спрятать бутылку с ромом обратно в стол, с улицы донеслись какие-то странные голоса. Он бросился к окну и увидел поручика Варламова и ефрейтора Марийского полка — те шли к его дому от южных ворот крепости, ведя за собой тот самый злополучный взвод.

Подполковник оторопел. Что же случилось? Выходит, его замысел провалился?

Поручик Варламов шагал удрученный, опустив голову.

"Так и есть! — подумал Добровольский. — Им не удалось выйти через южные ворота".

Впервые за много лет подполковник Добровольский почувствовал себя беспомощным. Сейчас он должен что-то сказать ефрейтору Марийского полка. Но что?! Неужели ему придется оправдываться? Позор! Командование соседней части обратилось к нему в трудную минуту за помощью, а его солдаты отказываются повиноваться!..

Не ляжет ли это черным пятном на его имя? Ведь слух о происшествии может достигнуть Петербурга. Возможно, узнает сам государь. Если это случится, Добровольскому останется одно — пуля в лоб. От мысли о столь бесславной кончине ему сделалось страшно. Он ощутил в ногах необоримую слабость, им овладел приступ апатии.

"Нет, нет! — прозвучал вдруг в душе его властный голос. — О чем ты думаешь, подполковник? Где твоя вера во всемогущество престола, где твоя нечеловеческая сила воли?! Где твердая рука, которая ни разу не дрогнула, когда ты расстреливал десятки бунтарей? Где, наконец, твоя клятва, которую ты давал его императорскому величеству?! Где твоя слава, где твоя честь, Добровольский?!"

Сердце у подполковника сжалось. Он утер холодный пот со лба. И не успел еще взять себя в руки, как в кабинет вошли поручик Варламов и ефрейтор Марийского полка.

— Разрешите, господин подполковник? — обратился к нему с порога Варламов, голос у поручика был подавленный.

— Подождите за дверью. Сейчас вы получите пакет, — казал он, не глядя на вошедших.

Варламов и ефрейтор повиновались.

Добровольский сел за письменный стол и начал торопливо что-то писать.

Через несколько минут подполковник вышел и, протянув ефрейтору пакет, бросил:

— Можете ехать к себе в полк. Передайте пакет господину полковнику. Здесь все написано.

Добровольский не был уверен, возможен ли вообще выход из создавшегося положения. Ему было ясно только одно: события этого дня — тяжелейший удар по его карьере!

Узнав из достоверных источников о тайной миссии прибывшего в Закаталы Тайтса, Хачатурянц стал искать случая сблизиться с ним.

В одном из писем, пришедших из Тифлиса, ему вменялось быть осторожным с этим человеком, но при удобном случае асе же познакомиться с ним, завоевать его расположение, В последующих письмах от него настойчиво требовали, чтобы он попытался использовать Тайтса для решения некоторых вопросов, которые партия "Дашнакцутюн" не могла решить собственными силами. Наконец из Тифлиса прибыли подробные сведения о личности Игнатия Игнатьевича Тайтса; Хачатурянцу сообщали, что он сыграл важную роль в разоблачении батумской и сухумской подпольных рабочих организаций.

"Поп Айрапет" несказанно обрадовался приезду в Закаталы такого человека. Он решил, что, используя Тайтса, сможет доставить много неприятностей организации ссыльных матросов и местных социал-демократов, а самое главное — разоблачить их подпольную деятельность.

С того дня как Хачатурянц получил из Тифлиса подробные сведения о личности Тайтса, он буквально потерял покой. Нужно было найти повод для знакомства с этим человеком. И Хачатурянц принялся ждать удобного случая.

Он негодовал в душе на Аршака и Бахрама, которые в последнее время делали слишком многое, чтобы подорвать его авторитет среди жителей Закатал. Однако внешне виду не подавал. Встречаясь с ними на улице, он держался так, будто между ними не было никаких трений и он, мол, уже давно перестал на них сердиться, забыл старое. Более того, несколько раз, встретив Аршака в городе, Хачатурянц останавливался с улыбкой, как бы порываясь заговорить, справиться о здоровье. Но Аршак всякий раз проходил мимо, не останавливаясь и даже не глядя на Хачатурянца.

Не прошло и недели после смерти Кара Насира, как город облетела весть: рабочие табачной фабрики Гаджи Хейри объявили забастовку. Табачники решили не выходить на работу до тех пор, пока хозяин не выдаст вдове Кара Насира пособие на детей.

И правда, в понедельник ни один рабочий табачной фабрики на работу не вышел. Во вторник Хачатурянц пошел на фабрику. День клонился к концу. Гаджи Хейри стоял в конторе у окна, уныло глядя на закрытые ворота, возле которых было свалено несколько десятков тюков табака, предназначенных для отправки в Тифлис.

Увидев, что хозяин стоит в конторе у раскрытого окна, Хачатурянц замедлил шаг, думая привлечь этим внимание фабриканта, и даже кашлянул несколько раз. Но, хотя печальный взор Гаджи Хейри и был устремлен на улицу, он никого не замечал.

Хачатурянц был вынужден поздороваться первым.

— Как самочувствие, почтеннейший Гаджи? — спросил он бодрым голосом.

Можно подумать, что в конторе у окна стояла бочка с порохом, к которой вдруг поднесли зажженную спичку.

— Самочувствие?! Мое самочувствие?! — воскликнул Гаджи Хейри. — Ты что — не видишь?! Да накажет аллах этих негодников! Посуди сам: кто-то умер — ну и что? Да упокоит аллах его душу! Но при чем здесь я? Разве я виноват? Этим негодяям нужен только повод ограбить меня. Уж я не говорю об ущербе, который понес на той неделе. — ты ведь знаешь. Пришлось вставлять новые стекла. Знаешь, во сколько мне это стало? Еще толкуют: если бы, мол, не Бахрам с Аршаком, рабочие разгромили бы мою фабрику!.. Кто этому поверит! Дураков нет! Думаешь, я не понимаю, кто это подстроил? Подобьют олухов, а сами — раз! — и в сторонку, словно ничего не знают! Бахрам и его дружок Аршак пекутся о моем благе?! Я не нуждаюсь в их помощи! Пусть защищают свое добро, — свое я сам сумею защитить! Я все знаю, все… Это они подстрекают моих рабочих. Иначе как могло случиться, что вот уже второй день все, как один, не являются на фабрику? Ясно, сговор, а они — заводилы!