Гылман Илькин - Восстание в крепости

Григорий приподнял занавеску на окне, выходящем во двор. Во дворе никого не было. Взглянул на ходики. Гирька на конце цепочки вот-вот должна была коснуться пола. Григорий подтянул ее. Начал разглядывать открытки и вырезанные из журналов картинки, расклеенные по стене.

Скрипнула дверь, он обернулся. На пороге стояла Роза. Скрестив руки на груди, она смотрела на него и улыбалась.

— Карточки мои смотришь? Ну как? Правда, хороши?

Она подошла к нему, обняла за шею и ласково заглянула в его голубые глаза.

— А разве я сама не хороша? Ты пришел — значит, я тебе нравлюсь!

Она хотела пригнуть к себе его голову, поцеловать, но Григорий воспротивился. Он взял ее лицо в свои ладони и пристально посмотрел ей в глаза.

— Ты поможешь мне, Роза?

— Готова умереть за тебя! Я говорю правду. Я могла бы умереть за тебя.

Григорий пожал ее маленькие руки.

— Я благодарен тебе, Роза. Ты — верный друг. Никогда не забуду тебя.

— Вправду, не забудешь? — Роза прижалась губами к его щеке. — Я буду самой счастливой на свете! Ты любишь меня, Григорий?

— Роза, милая, мы после поговорим об этом! Сейчас дорога каждая минута.

— Что? Снова офицеры? Эти пьянчуги? Почему хороших людей вечно притесняют, а дрянь делает что хочет, и их никто не трогает.

— Роза, послушай, тут, под рубахой, у меня листовки! Если их найдут, меня отправят на каторгу!

— Вот почему ты пришел!.. А я думала… Но все равно — я не хочу, чтоб тебя отправили на каторгу. Не хочу!

Глаза Розы наполнились слезами, она прижалась головой к груди Григория.

— Я не хочу… Я не отдам им тебя!..

Григорий погладил ее вздрагивающие плечи, ее волосы.

"Кажется, она и правда любит меня… — подумал он. — А я ей — о листовках!.. Но что же делать?"

— Роза, я хочу передать тебе эти листовки. Спрячешь их?

Роза вскинула на него глаза, в них был упрек.

— Конечно, спрячу. Ведь они твои!

— Понимаешь, это такие нужные листовки!..

— Я понимаю, что они твои! И что я… нужна тебе только, чтоб… листовки прятать…

Григорий прижал к себе ее голову, погладил. От этой ласки Роза заплакала еще сильнее.

— Не надо, Роза, успокойся.

— Почему ты ничего не скажешь мне?

— Что, Роза?

— Одно слово. Только одно слово — и я уже буду счастлива!

Григорий взял девушку за плечи и заглянул в ее мокрое от слез лицо.

— Скажу, Роза. Обязательно скажу! У нас еще будет время! Я тороплюсь, милая…

Роза утерла глаза, попыталась улыбнуться.

— Где твои листовки?

Григорий достал из кармана пачку листовок и передал девушке.

— Но помни, Роза, если это попадет в руки городовых, всем нам будет худо, и тебе в том числе!

— Я все понимаю.

— У меня еще одна просьба к тебе: если я не появлюсь в течение двух дней, ты должна отнести эти бумаги в одно место.

— Куда?

— На главной улице, у большого карагача есть портняжная мастерская…

— Знаю, ее хозяин — худой такой, лет пятидесяти, на косу у него всегда очки…

— Правильно. Его звать Усуб. Так вот, если я два дня не приду, на третий день рано утром отнеси эти листовки ему. Только будь осторожна, смотри, чтоб не выследили!

Роза спрятала листовки в матрас.

— А теперь принеси стакан водки! — попросил Григорий.

Роза бросила на него удивленный взгляд.

— Водки?

— Да, да, водки! Сегодня я должен выпить, от меня обязательно должно пахнуть водкой!

— Ага, понимаю! Я сейчас! — Роза проворно выскользнула за дверь.

Григорий слышал, как скрипели ступеньки, пока она спускалась.

Скоро девушка вернулась. Под передником у нее были спрятаны бутылка водки и соленый огурец.

— Вот это тебе.

Она наполнила стакан.

Григорий залпом выпил и закусил огурцом. Пора было уходить. Он приподнял занавеску, выглянул во двор. У ворот стояла хозяйка духана.

— Что она там делает? — спросил Григорий.

Роза подошла к окну.

— Меня ищет. Пойду, иначе она сюда заявится.

Роза быстро пошла к двери. Григорий видел, как она выбежала во двор. Они о чем-то заговорили с Агвой, оживленно жестикулируя, потом ушли.

Подождав немного, он спустился во двор и, прижимаясь к стене дома, выскользнул на улицу. В казарму он шел, выбирая самые глухие переулки, чтобы не встретиться с патрулем.

Вдали показались казармы. Григорий решил, что, столкнувшись с Варламовым, должен прикинуться пьяным.

Он понимал, что это грозит карцером. "Ну и пусть. Иначе меня могут заподозрить в другом. Лучше карцер!"

У ворот казармы стоял только один часовой, который к тому же оказался приятелем Григория. Когда Григории подошел, тот, боязливо оглянувшись, сказал ему, что Варламов производит обыск в казармах.

В этот момент за воротами послышались шаги, калитка с треском распахнулась, и Григорий увидел поручика Варламова. Лицо у него было потное и злое.

Притворно покачиваясь, Григорий сделал к нему шаг и что-то забормотал.

— Молчать, сукин сын! — набросился на него Варламов.

Продолжая бормотать, Григорий громко икнул и шагнул за ворота.

В дверях казармы стояли солдаты, наблюдая за ними. Среди них был и Бондарчук, которому поведение Григория подсказало, что у того нет с собой ничего запретного.

Не обращая внимания на поручика, Григорий, нетвердо ступая, направился к своей казарме.

Поручик Варламов подбежал к нему и схватил за воротник. Взмахнув руками, Григорий навалился на него. Тот резко оттолкнул солдата и поморщился.

— Нализался уже где-то, свинья! Обыскать его!

Сопровождавшие поручика Варламова два солдата начали выворачивать карманы Григория, но там ничего не оказалось, кроме огрызка соленого огурца.

— В карцер! — приказал Варламов. — Держать до моего распоряжения!

Солдаты схватили Григория под руки и повели в карцер.

Романов был последним из солдат, которых отпускали с увольнительными. Поручик Варламов направился прямо к Добровольскому и доложил о результатах обыска. В конце он сообщил, что велел посадить в карцер солдата, который напился в городе.

Добровольский распорядился не выпускать "гуляку" из карцера пять суток.

— А Григорий-то молодчина, перехитрил Варламова! — шепнул Виктор, подойдя к Демешко.

Но беспокойство не покидало их: "Куда Григорий дел листовки?"

Демешко высказал предположение, что Григорий уничтожил листовки, однако Виктор не мог этому поверить.

"Не похоже на Григория… — думал он. — Наверняка листовки в целости и сохранности. Но где? Кому он мог передать их?"

Виктор и Демешко долго размышляли над этой загадкой. В конце концов они решили: раз листовки не были обнаружены в карманах у Григория, значит, они в надежных руках.

Спустя два дня Виктору стало известно следующее: Тайтс, находясь в больнице, написал подполковнику Добровольскому письмо, в котором сообщал, что из Баку в Закаталы прибыл подозрительный человек с запрещенной литературой и что, по его, Тайтса, предположению, об этом узнали некоторые солдаты батальона. Получив это письмо, подполковник Добровольский решил принять кое-какие меры; прежде всего он распорядился, чтобы солдат, возвращавшихся из увольнительной, обыскивали.