Григорий Терещенко - Горячее лето

— Отец не глупее вас, — отпарировала Октябрина Никитична. — Значит, он заручился документами.

— Акты комиссии? Так? Да только свистни, подхалимы все подпишут. Лишь бы кто отвечал. Такие, как Алексей Иванович, не подпишут. Он правду-матку в глаза режет.

— Ошибаешься ты в нем. Отец в людях разбирается и неплохо. Ты ведь тоже недавно была недовольна им. Сама же говорила.

— Я, дура, сплетням поверила. Сплетням. Понимаешь?

— И давно он тебе приглянулся?

— Давно.

— II что ты в нем нашла? Видела я его на днях. Ну, парень как парень. В годах уже. Ничего примечательного. Такими хоть пруд пруди. И рост средний. Белесый какой-то, — пренебрежительно пожала плечами Октябрина Никитична.

— А мне и нужен обыкновенный. И чтобы белесый… Папа разве великан? А ты же его полюбила?

— Папа — совсем другое. Интересный в молодости был. Это сейчас он располнел.

— Значит, любила папу?

— Конечно. Разве без любви вышла бы замуж?

— Вот и я люблю Алешу.

— Ой, чует мое сердце недоброе. Отец сказал, что, если только подружишься с ним, он и дочкой тебя не назовет. А ты папу знаешь!

— Мамочка, не терзай себя. Все уладится. Я с папой поговорю. Он меня поймет.

— Только не сейчас. Он не в духе. Трубка клокочет…

"А если отец не разрешит, тогда что? — тревожилась Татьяна. — Придется сбежать из дома и уехать с Алешей на БАМ. Трудностей я не боюсь. А вдруг он не захочет ехать? Алеша окончательно заболел реконструкцией цеха. Он и ночью, наверное, бредит ею. А может, подождать регистрироваться? Нет, ждать не будем. Что, мы маленькие? Да и у него есть своя комната. И потом что это за такие практические мысли? С Алешей куда угодно пойду. Квартира… При чем тут квартира? При чем тут отец? Конечно, хотелось бы как у людей. Чтобы с шумной свадьбой, чтоб фата, чтоб кричали "горько"! Да что я все предрешаю. Я ведь еще серьезно не говорила с отцом. Правда, не начинала этот разговор потому, что звала его мнение об Алеше. А может, пусть Алеша сам поговорит с ним? Как мужчина с мужчиной. Нот, нет, и должна сначала… И немедленно. Ведь с Алешей все ужо решено. А остальное должно уладиться".

Еще в начале апреля все решилось, а вот в загс заявление не подали. Тогда они ездили за подснежниками. Был воскресный день. Солнце грело ласково. Природа ликовала. Полая вода реки еще заливала многие луга и овраги. Воздух наполнен весенними терпкими запахами травы и леса. Птицы радостно встречали весну.

Крепко взявшись за руки, они шли по опушке рощи. То поднимались по косогору, то опускались к берегу.

— Лебеди! — остановившись, прошептала Татьяна.

Алексей тоже увидел в затоне большую стаю ослепительно белых птиц, которые величаво и легко скользили по водной глади. Время от времени взмахивали своими огромными крыльями и распускали их, как паруса. Они были похожи на белоснежные гидропланы.

— Белые лебеди! — произнес Алексей.

— А летом их тут не бывает.

— Они здесь отдохнут, подкормятся и полетят дальше.

— Это правда, что лебеди в одной парс на всю жизнь?

— Говорят, что когда самка погибает, то лебедь поднимается высоко в небо, складывает крылья и камнем падает на землю. Разбивается.

— Вот это верность! Прожить бы так всю жизнь!..

— Лебедушка ты моя! — Алексей нежно обнял Татьяну. — Мы должны прожить лучше!..

Потом пересекли большую поляну и оказались среди молодых берез. Из травы возле белых стволов виднелись подснежники. Алексей начал собирать белые цветы. В его больших руках они выглядели особенно нежными. Несколько цветков он протянул Татьяне.

— Спасибо, родной, — сказала она. — Как здесь хорошо! Мы еще приедем сюда?

— Приедем! За ландышами.

— А может, раньше, за черемухой? Я люблю черемуху.

— Я тоже люблю черемуху, — говорил Алексей. — Я маме всегда приносил весной.

В тот день они и решили подать заявление в загс.

Рабочие второго механического цеха заждались Привалова. После возвращения из командировки он обошел многие цеха, в каждом собирал инженеров и рабочих, подробно и толково рассказывал о японских заводах, о новом, что там внедрено, как налажено производство именно тех деталей или агрегатов, которые выпускает или собирает данный цех. Директор говорил о многом поучительном и с юмором рассказывал об отрицательных сторонах капиталистического производства.

— Директора, видимо, нисколько не интересует реконструкция нашего цеха, — сетовали некоторые рабочие и инженеры. — Обход-то начал с первого механического.

Но они ошиблись.

Привалова больше всего интересовала, конечно, реконструкция. В этом сразу убедились многие. Пришлось покраснеть перед ним и Алексею. Человек толком не знает, за что взяться, ушел с головой в реконструкцию, а тут вопрос за вопросом. Не может Павел Маркович без экзаменовки, это его конек…

Цехом он, впрочем, остался доволен.

— Молодцы, многое сделали! — сказал Павел Маркович. — Выходит, можно директору завода в длительные командировки уезжать. Дела без него идут лучше, чем при нем.

"Лукавит директор, — отметил про себя Алексей. — Как будто все в порядке с выпуском "Сибиряка". У самого, наверное, на сердце кошки скребут за срыв выпуска новой машины. Дипломат!"

— А как с выпуском деталей для "Сибиряка"?

— Справляемся.

— Делайте только качественно. Автомобиль из-за маленькой детали может остановиться.

"Ну и хамелеон, — улыбнулся Алексей. — А что говорил мне всего несколько дней назад в своем кабинете?"

— Качественно-то качественно, — отозвался один из рабочих. — Но из-за этого допустили за последний месяц подорожание на шестнадцать процентов. Вот тут и загвоздка получается.

— Может, причина в другом? — спросил директор. — Сделайте анализ, подсчитайте. Я прошу вас, товарищ Коваленко, изложите все это в письменной форме на мое имя. Примем меры. Возможно, поможем, А где наш Герой работает?

— Во второй смене, — ответил начальник цеха. — А станок его в другом помещении. Детали для новой машины точит.

— Получается?

— Да уже план перевыполняет, а о качестве и говорить не приходится.

— Пригласите его ко мне завтра.

"Все-таки решил поздравить Ручинского, — подумал Алексей. — А когда Ручинский сам пришел, не догадался".

— За реконструкцию спасибо, товарищи!

Последние слова были сказаны так, что все поняли: директор цехом остался доволен.

"Только таким и под силу провести реконструкцию, — размышлял Привалов о Коваленко. — Молодость, энергия. Опыта маловато, говорят. А у нас был опыт? Как ни говори, а у нас, стариков, консерватизма хоть отбавляй. Опыт наш иногда сводится к тому, что научились в главках и министерствах доказывать невозможность выполнять спускаемый план, выбить фонд зарплаты, нажимать на знакомых, чтобы те что-то протолкнули. Уж если так, но совести, то и мне надо готовиться сдавать завод. Опыта-то много, а силенки уже не те. Больше хорохорюсь. Бывало, во все дыры заглядывал, новинки все читал, а сейчас — разве в поезде под стук колес. А кому передать? Был главный инженер толковый, забрали на Брянский завод. Теперь Стрижова хотят… Ну его пускай берут, кажется, потеря небольшая. Вот таких молодых, как Коваленко, к себе заместителями надо ставить. Но мы таких не берем, боимся, много хлопот с ними. А реконструкцию-то надо всему заводу делать и не по одному-двум цехам в год. Фронтально надо браться. Тогда и с качеством продукции будет решено. Без этого вопрос качества останется болтовней, бумажкой. Видишь, у них уже удорожание! А за качество надо браться. "Сибиряк" в этом отношении нам глаза открыл. Времени-то было много. Больше трех лет занимались. А как до серийного выпуска дело дошло, даже нужных сортов металла на заводе не оказалось. Надо взяться за кадры. Застарели они у меня. Да и начальников цехов пересмотреть. Все старыми заслугами кичатся, мол, из завода, который косы да серпы делал, теперь автомобили выпускаем. Забываем, в какое быстротечное время живем. Не успеешь оглянуться, а уже тебя обогнали. Техника! И мой хваленый автомобиль устарел".