Аркадий Крупняков - Вольные города

Мужчины сидят молча, покуривают трубки.

Зато у баб гомон. Жена Эпая, болтливая Апти, первая начала разговор. Она вчера была в соседнем илеме и слышала, будто сын лужавуя Аказ снова дрался с крымцами из-за ясака и татары уби­ли пятерых черемисов. Пока женщины охали да ахали, обсуждая это известие, подружка Апти, глупышка Кави, перебежала к сосед* нему костру и, сделав испуганные глаза, сказала:

— Сидите вы и ничего не знаете! Аказ снова воевал с татара­ми и погубил пять человек из илема Атлаша.

— Из илема Атлаша?!—воскликнула пожилая женщина.— На­до найти Уравий и сказать ей. Она из Атлашей, у нее там четыре брата.

И, разыскав Уравий среди большой группы женщин, крикнула:

— О-яй, Уравий! Беда какая! Неразумный Аказ начал войну с казанцами, все твои братья погибли. Если бы знала, сколько убитых!

Через час новость Апти возвратилась к ней же. Рассказывали о большой битве между черемисами и татарами. О потерях казан­цев никто не знал, зато о своих убитых было сообщено точно — пятьдесят человек.

Апти схватилась за голову и простонала:

—- Видно, ночью страшная война была! Люди зря не скажут.

Новость о войне дошла и до -мужчин, но те хорошо знали своих жен и не всему верили. Однако знали, что дыма без огня не бы­вает. Начали судить-рядить и заспорили. Особенно старался Ат- лаш. Он, как гусак, вытягивал длинную шею, тряс жидкой боро­денкой и выкрикивал:

— Жить надо тихо! Разве можно мурзаков гневить? У них си­ла, а у нас?

— А что у нас? Разве мы слабее их? Разве мы трусы?

— На копье лезет только дурак,— поддерживал Атлаша Япык.— Аказ лезет на копье.

— Так ведь они нас грабят!

— Кто нас грабит? Татары? — Атлаш соскочил с пенька.—- Они законно просят ясак, который не добрали в прошлом году. Неуже­ли мы пожалеем шкурок, хлеба и мяса, а крови нашей не пожа­леем? Смириться надо, люди!

На пенек поднялся грузный Мырзанай. Он почти такой же бо­гатый, как Туга,— он с казанцами давно торговлю ведет, и все знают, что он тоже Аказа ругать будет. Мырзанай смотрит на Тугу и сердито говорит:

— Ты наш лужавуй, однако порядка на земле не держишь, сы­ну своему большую волю дал. Давайте соберем старейшин и Ака­за всем миром накажем. Давно пора! Пойдемте на холм совета!

В это время со стороны дороги раздался голос Аказа:

— За что же хотят наказывать меня старейшины?

— Это ты, сын мой? — спросил Туга, поворачиваясь к Аказу.— Прошел слух, что ты в схватке с казанцами погубил много людей? Правда это?

— Не совсем, отец. Пятеро моих товарищей погибли. Но зато мы прогнали насильников. Пусть они боятся нас!

К Аказу подскочил Мырзанай и, тряся бородой, крикнул:

— «Прогнали»! А если они завтра приведут в десять раз боль­ше джигитов, нас утопят в крови!

— Разве нас мало?! — воскликнул Аказ, махнув рукой в сто­рону людей, — Мы соберем тогда во сто раз больше!

— И будет война, неразумный! — Мырзанай вышел на середи­ну и добавил: — С татарами надо жить мирно. А ты их ненави­дишь.

— Это неправда! Мамлей, подойди сюда.

Все повернулись в сторону дороги и увидели человека, вышед­шего из-за кустов. Он подошел к Аказу и поправил черную тюбетейку на бритой голове. Одет был он не так богато, какими при­выкли видеть людей мурзы.

— Вот, смотрите, он татарин,— Аказ положил руку на его пле­чо, - но он наш сосед, и мы вместе с ним прогоняли грабителей. Скажи, Мамлей, почему ты встал рядом со мной?

— Мой народ, как и ваш, живет трудом, охотой,— сказал Мамлей, обращаясь к присутствующим,—Мне с вами нечего делить, разве только бедность. А насильник, будь он татарин или кто другой,— мне враг. И потому я и мои родичи помогали Аказу.

— А теперь ты, Топейка, иди сюда,— позвал Аказ, и тогда по другую сторону рядом с ним встал высокий юноша в сером кафтане, с русыми и густыми, как мохнатая шапка, кудрями.

— Этот человек с чувашской стороны, и зовут его Топейка. Он тоже дрался вместе с нами.

— Чуваши еще больше, чем вы, от беев и мурз горя терпят,— поправляя кушак, сказал Топейка,— только там нет такого смелого патыра, как ваш Аказ. Я узнал про него и пришел сюда. Я ря­дом с ним жить хочу.

Туга подошел к Аказу, внимательно оглядел Мамлея и Топей- ку, тихо, но строго сказал:

— Ты волен выбирать себе друзей, но запомни, сын мой: воля старейшин священна на нашей земле. Без совета отцов поднимать людей на казанцев мы тебе не велим. Если еще раз ослушаешь­ся — отдам тебя в руки стариков, и пусть они тебя накажут.

— Шкуру спустим, однако! — выкрикнул Мырзанай.— Ты сын лужавуя — тебе достойных друзей иметь надо, а не всяких бродяг!

— Я всегда был и буду послушен вам. Но простите меня, от- цы-старейшины, если враг набежит на нашу землю, я не буду уди­рать от него через тайную дверь изи кудо [22], как мы делали это до сих пор. Мы будем встречать их ударом. Так я говорю, друзья мои? Или не так?

— Так говоришь! — сказал Топейка.

— Верно сказал,— добавил Мамлей.

— А друзьями у меня будут все, кто смел и честен. Твой сын, Мырзанай, тоже мой друг. Ну, мы пошли. Простите нас, старики.

Аказ подтолкнул обеими руками Мамлея и Топейку вперед и сам пошел за ними по дороге в лес.

— Верни его! — крикнул Туге Атлаш,—Такое непослушание...

— Пусть идет. Он не мальчик. Да как я могу наказывать сына, если он говорит правду. Несогласно мы живем, старики. Плохо живем.

— Ты жени его, Туга,— посоветовал старый Атлаш.— Сейчас ему силу девать некуда. А обзаведется семьей...

— Довольно грешить, старики,— произнес Аптулат, который по воле людей окрестных селений много лет был картом — служи­телем богов.— Жертвы до сих пор стоят в роще. Боги долго могут ждать их, но могут и разгневаться.

Аптулат открыл ворота священной рощи, и люди вошли туда, чтобы начать приношение жертв. У карта Аптулата шесть помощ­ников. Они разошлись и развели семь костров. Около первого встал Аптулат, ему подвели жертвенного коня. У второго костра поставили корову, у третьего — барана. У остальных костров дру­гая живность: каждому божеству — свое. Вокруг костров разост­ланы сукна, на них бураки с пивом, мед и пироги.

Вспыхнули жертвенные костры, Аптулат поднял на вытянутых руках широкую деревянную чашку с пивом и заговорил с духом огня:

— Тулводыж-тулмазе! У тебя ноги длинные, горячие. Сам ты тоненький, гибкий. Язык у тебя бойкий. А мы люди малые, мы, как дети, ползающие под дымом, и не знаем, как ладно обратиться к богу. Может быть, что нужно сказать раньше, а мы скажем после, дай нам ума, а лучше всего ступай сам и скажи кереметям, что мы обещали им в жертву лошадь, корову, барана и многое другое, и вот сегодня мы принесли обещанное. Пусть примут они!

— Пусть примут они! — воскликнули люди, стоявшие на коле­нях перед зажженными свечками.