Аркадий Крупняков - Марш Акпарса

Помолчали все немного.

— Я сделаю все как надо,— не глядя на мурзу, спокойно от­ветила Эрви.— Я решила.

— Да поможет тебе аллах,— бросил мурза вслед уходящей Эрви.

— Я ей не верю, мурза,— буркнула Шемкува, когда Эрви вышла.

— Я тоже,— сказал Чапкун.— Ты следи за ней.

— Ты и мне яду дай. Если она побоится, это сделаю я.

— Ты сама и все твои люди тайно говорите каждому череми- сину, что русские хотят вырубить все священные их рощи и зас­тавить всех вас поклоняться матери русского бога. И еще скажи, что новый хан Казани Эддин-Гирей, Да будет священно его имя, обещал каждому, кто уйдет от русского войска, двадцать золотых монет и коня. Кто придет в Казань с ружьем, полученным от русских, тот получит еще десять золотых монет, а ружье оста­нется ему для охоты. И десять лет никто не будет брать ясак с того, кто будет служить Эддин-Гирею. И еще говорите черемисам: Казань сильна. Напомните им, что русские много раз приходили сюда и всегда уходили обратно. Так будет и теперь. И тогда горе тем, кто предаст нас! Я сам приведу сюда своих воинов и не ос­тавлю здесь и праха изменников.

— Скажи великой царице, что она шлет ко мне только угрозы. Что я могу сделать, если бедна?

Чапкун вынул из-за пояса кисет и положил на нары.

— Возьми и давай каждому по монете. Остальное потом. Дер­жи отраву. Помни: меня здесь не было,— сказал Чапкун и, не прощаясь, вышел...

Айвика ничего не знала про русского царя и не могла понять, хорошо ли, плохо ли будет, если он умрет в гостях у Аказа, кото­рого она очень уважала.

Разгромив крымцев, русская рать двинулась на Казань без­боязненно. От Коломны до реки Суры сторожевой, царский и полк левой руки сделали всего пятнадцать переходов. Войска шли неслыханно быстро.

Впереди для разведывания пути шел легкоконный ертаул-полк с посошной ратью, которая смотрела за исправностью мостов, гатей и дорог. Ертаулом командовали князья Юрий Шемякин да Федор Проскуров. Посошная рать отдана под руку Терешки Ендагурова. Пришло на старости лет Терешке повышение, хоть какой ни есть, а все-таки воевода.

Думали ертаульцы первыми прийти на место встречи. Но их около Сарваева городища уже ждал князь Курбский с полком пра­вой руки, Иван Мстиславский с большим полком да Иван Пронский с передовым...

Воины князя Курбского уже отдохнули.

На другой день к вечеру подошли полки царский, сторожевой и левой руки. Все луга и лес в развилке Суры и Иксы заполнили

войска. Никогда люди рода Сарвая не видели столько воинов. Вышли на большую поляну, надеясь увидеть царя, но им сказали, что царь утомился в пути и сейчас в шатре...

Когда царь проснулся, солнце было уже высоко. Он сбросил с себя одеяло, встал со скрипучей походной кровати.

Вскочил и Адашев, стал спешно одеваться.

— Сходи, позови большого воеводу, погляди, что в полках делается. Иди, иди — я оденусь сам.

Царь сунул ноги в теплые, обшитые сафьяном туфли, зашел за занавеску, умылся над медным тазом и тихо стал одеваться. Пойдя в поход, царь, по совету Сильвестра, уподоблялся простому ратнику: слуг около себя близко не держал, все делал сам или с помощью Алексея Адашева. Питался так же скудно, как и рат­ники, порой прямо из общего котла.

Войско знало об этом, царя всюду хвалили, это льстило Ивану, но он сам не знал, долго ли выдержит эту постную скудную жизнь.

В шатер вошел Владимир Андреевич Старицкий. В этом по­ходе он шел за большого воеводу.

— По-доброму ли спалось, великий государь?—спросил Вла­димир Андреевич, кланяясь.

— Сколь раз говорю тебе: теперь я не великий государь, теперь я твой полковой воевода. И на твоем месте меня наказывать дол­жно за лежебокость. А отчего бы мне не по-доброму спалось? Забот ноне нет никаких, все заботы на тебе. Полк мой дошел до места в справности...

Старицкий за время похода привык к таким разговорам с царем. Каждый раз начиналось так: «Я теперь в твоей власти, повелевай — буду повиноваться», а потом сразу забывал об этом. Так и сейчас.

— А другие полки скоро ли придут, како мыслишь, большой воевода?

— Да наперед нас уже здесь. Полку правой руки тяжко дос­талось— вся дорога была безлюдна, гладу натерпелись. Добро хоть черемиса ласково встретила и напоила, и накормила, и обо­грела.

Радость хлынула в сердце Ивана. Народ земли, через которую ранее русские воины проходили осторожно, с оружием наготове, сейчас ласкает и обогревает московских ратников. Значит, не­даром отдано столько внимания черемисскому краю, значит, забо­ты о дружбе не были напрасными.

В шатер вошел Алексей Адашев и объявил:

— Воеводы собрались, великий государь. Может, сюда по­звать? Черемисский князь Акубей со своими людьми челом тебе бьет.

— Зови его, Алеша, зови

— А воеводы, великий государь?—воскликнул Старицкий.

— Брат мой, Володимир Андреич, я только что говорил тебе: я полковой воевода. С какой стати ко мне все воинство звать? Ты иди и думай. А потом мне расскажешь.

Большой воевода вышел из шатра и про себя выругался.

Аказ, Янгин, Магметка Бузубов и Сарвай с десятью стари­ками вошли в шатер. Сарвай по наставлению Аказа держал на протянутых руках полотенце. На белом, как снег, полотне стояла деревянная тарелка с высокой горкой блинов — коман мелна. Ста­рик подошел к царю и начал говорить:

— От нашем земля... От нашем люди возьми этот...— Сарвай замялся и по-черемисски сказал Аказу:—Эй, Аказ, как сказать по- русски «душевно сделанный хлеб», я совсем забыл.

— Он говорит, великий государь,—перевел Аказ,—что этот хлеб народ наш дарит тебе от души и благодарит за милости, которые ты дал людям.

Иван подошел к Сарваю отщипнул от блина небольшой ку­сочек, съел. Адашев принял дар, отнес в сторону.

— Скажи, Аказ, спасибо твоим людям за доброходство ко мне и ласку.— Царь снова сел в кресло и спросил:—А кто сей старец?

— Это Сарвай, старший над людьми, которые на этой реке живут.

— Скажи, дед, одолеем мы Казань?—спросил Иван, обра­щаясь к Сарваю.

Старик выслушал, склонил голову сперва в одну сторону, по­том в другую, сказал неторопливо:

— Не зря старые люди говорили: народ плюнет — озеро будет. Вся сила в народе. Ты своими людьми больно силен — видели мы, как велика твоя рать. Но теперь станешь вдвое сильнее, потому как и наш народ, и чувашские люди, и мордва к тебе на подмогу пришли. Иди смело — Казань у твоих ног будет.

— Алеша,— сказал царь, обращаясь к Адашеву.— Одари этого старца золотом.

— Нет, нет, не возьму.— Сарвай замахал руками, когда Адашев поднес ему деньги.— Я не за деньги хлеб тебе давал. От души.